Прошло полгода.
И ничего.
Никого.
Ниоткуда.
Он один.
Все, кого он любит и любил, оставили его. Не по их вине.
По его.
Так ли?
Элен.
Нет вестей. Ни скорбных. Ни обнадеживающих. Да и откуда? Он не знает людей, у кого можно было спросить о ней. Опасно предпринимать поиски тех, кто заступается за несчастных, противоборствует германской силе: повсюду предатели, изменники — сдадут фашистам. И уж в этот раз его точно вычеркнут из жизни. Сколько ему везло… Когда-то череда невероятных спасений должна прерваться. Это может быть и следующий случай.
Элен будто не стало. Даже исчез ее дух из квартиры.
Квартира… Ее дом. Их — с Лексеном — дом.
Он уже не бывал там. Зачем. Ради чего. Ради кого.
Их вещи, те, что сумел вынести, сохранить, он берег как самые ценные талисманы на свете: так берегут память о потомках, их великих поступках. Он прикасался к ним — и щипало глаза, болело горло. Он вспоминал о семье Бруно — щемило сердце. Он видел их — душу снедала тоска и безысходное бессилие.
Элен исчезла. Эта связующая нить, этот мостик к прошлой жизни.
Он не хотел думать, что ее не стало. Он не желал верить, что она до сих находится пор под пытками немцев.
Он верил, что Элен сильна. Только сильные женщины отпускают своих сыновей, еще юных мальчиков, на смертельную битву.
Ее сложно сломить. Она будет держаться до конца, как Франция, как Париж: пока живы люди, жив и город, жива и страна.
Элен жила в его мыслях. Дай Бог, чтобы она жила.
Бог.
Кто Ты. Что Ты. Где и откуда.
Мы простили друг друга?
Нет, не тот вопрос.
Как мы теперь относимся друг к другу?
Он привык к Нему. Принял заново. Как данность. Обращался к Нему — но не знал, к Какому конкретно: Которого знал до потери своих близких или Тому, что забрал их, увел, скрыл?
Он триедин. И Он многолик. И Он целое. Он — всё.
Его не познать до конца. Его только принять. Только верить в Него.
Но верить ли Ему, доверять ли?
Обещания Его охранять близких его не исполнены. Все они далеко. Их нет рядом. Кого-то временно. Кого-то навсегда.
Навсегда ушел Луи.
Луи.
Верный друг. Товарищ. Первая любовь.
Он погребен под слоями грязной взрытой земли и глины на городской окраине, в придорожных ямах. Наспех закопан. Сожжен.
Это невыносимо.
Нужно было сообщить его родным. Даже если они это как-то узнали. Успехи и надежды на то, чтобы добыть их адрес, были минимальны. Но так или иначе, во имя памяти Луи, это всё равно пришлось бы сделать, попытаться.
Однажды в вечер, когда боль, неутихающая, сложно преодолимая душевная боль всё же на краткий миг отступила, Констан посетил парижское представительство школы, где обучался, и попросил, если еще хранился, домашний адрес Луи, когда он проживал с родителями. Быть может, они еще там. Ему дали адрес. Это было чудо. Немолодая дама, что работала в архивах, прониклась рассказанной Дюмелем трагической историей. Она тоже потеряла родных и близких: ее пожилые тетя и дядя, владельцы скобяной лавки, скончались от полученных ран, когда их потехи ради избили пьяные фашисты, отмечая очередной успешный прорыв Вермахта на каком-то фронте, а ее лучшая подруга лишилась зрения, когда ее заподозрили в связях с Сопротивлением и пытали.