О, как Констан ждал этого момента и надеялся, что он обязательно наступит! Последний неизученный край Лексена, недоступный доселе, поскольку юноша находился под давлением панических мыслей. Но чтобы стать мужчиной, преодолеть свой страх, нужно вновь встретиться с ним и принять на себя. Бруно, сливаясь с Дюмелем в любовном единстве, протяжно застонал от удовольствия, и Констан, приняв это за знак, ускорился. Лексен захлебнулся в эмоциях, выгнувшись под Дюмелем, и прерывисто дышал, вцепившись в матрас. Оба достигли восторга и, опустошенные, свалились рядом друг с другом, пылая от находящихся на пике чувств. Их грудь высоко и часто вздымалась, по телу бежали тонкие струйки горячего пота. Глядя в потолок, Бруно подумал, что сегодня по-настоящему стал мужчиной, за что был безгранично благодарен Дюмелю.
В мартовский день Лексен появился у церкви Констана со знакомой книжкой в руках. Это был подаренный блокнот, уже наполовину распухший от исписанных твердым почерком страниц. Молодые люди прошли к скамейке близ крыльца церкви, Бруно молча протянул блокнот Дюмелю. Тот так же молча его принял, взглянув на Лексена, и раскрыл первую страницу. Юноша прочистил горло, теплее запахнулся в зимнюю куртку, спрятав ладони под мышками, и отвернулся от Дюмеля. Тот вознамерился прочесть избранные страницы, узнать мысли, противоречия и идеи Бруно. Оба просидели в молчании полчаса: Констан с интересом погружался во внутренний мир юноши, отданный страницам, не пропуская ни одной, даже самой маленькой пометки Лексена на полях блокнота, а Бруно в который раз обозревал знакомый, десятками раз изученный парк. Наконец Констан закрыл блокнот, мягко сомкнув его страницы, и протянул Лексену. Волнуясь, тот покрылся красными пятнами и ждал приговора.
— Мне нравится твой стиль изложения, — еще с минуту помолчав, произнес Дюмель. — Ты сразу же даешь оценку, анализируешь. У тебя есть противоречия, ты никогда не занимаешь какой-то одной позиции, ты их меняешь, погружаясь в глубину вопроса. Но одному ты следуешь точно: не изменяешь себе. Ты последователен и рассудителен. А еще полон страсти. Не важно, какой, не важно, к чему. Но она в тебе есть, и ты ее направляешь, тратишь на то, что любишь. Или — кого любишь.
Констан положил блокнот на скамейку между ними и пальцами подтолкнул его в сторону Лексена. Тот взял его в руки и сжал.
— А что же прочитать мне, чтобы я узнал, в чем твоя страсть? — прошептал Бруно, подняв на Дюмеля глаза.
— Ты уже это читал, — улыбнулся Дюмель, и Лексен понял, что он говорит о Библии. — Но я всё равно отвечу. Это любовь и терпение. Этим силен каждый, если будет стараться следовать чистым заветам, заветам своих родителей и честных людей. В них моя сила, моя страсть. И в этом же моя слабость и мое страдание.