— Он тебя навел? — прохрипел вор, повернувшись к Зяме.
— Он, — выдохнул седой. — Сказал, бабла на хате много будет, и мы все озолотимся.
— Сука, — покрасневший от злости, Абхазец сделал шаг вперед.
— Тенгиз, подожди, Тенгиз, — зачастил Лысый и поднял ладони. — Я всё разложу по понятиям.
— Разложишь?! — вскипел кавказец, прыгнул вперед и схватил позеленевшего урку за горло. — Падла! Завалю! Ты меня подставил, крыса!
— Тенгиз, не надо! — хрипел Лысый, пытаясь оторвать впившиеся в горло ладони Абхаза.
— Тенгиз, не торопись, — патриарху, до этого момента спокойно наблюдавшего за разборкой, пришлось повысить голос. — Он твой. Можешь делать с ним что хочешь. Но потом, да. Сначала пусть всё расскажет, а мы послушаем.
— Хорошо, — выдавил Абхазец, и с брезгливостью отбросил от себя крепыша. — Говори, почему такую подлянку задумал?
— Тенгиз, на хера сразу душить? — просипел Лысый, потирая шею. — Я вообще-то другое хотел сказать. Эта сука, Зяма, фуфло толкает[12]. Не наводил я никого. Да, я эту гниду давно знаю. В Богадяновском централе парились, в одной хате сидели. И, чего? У меня с этим отморозком никаких дел нет и быть не может, отвечаю. Мыслю так, что его специально на какую-то лажу подписали, чтобы потом на меня всё спихнуть.
— Он гонит, — взвыл седой и рванулся вперед. Веревка затрещала.
— Базарил, что всё на мази, и мы хачей с баблом теплыми возьмем, как только ты уедешь. И что воздуха там будет немеряно, раз тебе двадцать штук за присутствие отмаксали.
— Подстава это, — заорал Лысый. — Тенгиз, ты меня сколько лет знаешь! Я же всё делал, что ты говорил. И ни разу косяков не порол.
— Тоже, верно, — задумчиво протянул вор. — До сегодняшнего дня я тебе ничего предъявить не мог.
— Это всё можно проверить, — торопливо зачастил седой, под тяжелым взглядом кавказца. — В первый раз, мы с ним неделю назад у Вальки Лисы на шалмане встречались. Она может подтвердить. Туда ещё Дед заезжал по каким-то своим делам. Он тоже нас видел. Второй — в кафе «Весна». Там с Саней-Китайцем ручкались. Он какую-то телку туда привел.
— Что скажешь? — вор подошел к чемоданчику, взял лежащий сверху уже знакомый скальпель с зубчатой кромкой и начал медленно подходить к позеленевшему Лысому. — Я же всё проверю. И Вальку спрошу, и Деда, и Китайца найду.
Крепыш угрюмо молчал. Вор ухватил его за ворот костюма, притянул к себе, и приставил скальпель к шее.
— Будешь говорить, сука? — лицо Тенгиза исказилось в гримасе бешенства.
— Э, а что здесь происходит? — раздался голос Абрека. На верхнюю лестницы вступила нога в легком черном мокасине.