Оставаться в таком виде и впрямь было негоже, поэтому я принялся переодеваться самостоятельно. На всё про всё, вместе с приборкой старых вещей в тумбочку у меня ушло навскидку минут десять. А между тем ни разгневанный сотник, ни накосячившая соседка пока что и не думали возвращаться.
Сообразив, что воспитательная беседа может затянуться, я присел на койку и внезапно услышал хруст.
Под моей тощей задницей оказалась та самая бумажка, которой дед перекладывал бутерброды и которая так сильно заинтересовала каптёра сварожичей. Ещё недавно я собирался выкинуть её, но теперь меня будто осенило…
Я прожил с Изяславом добрых тринадцать лет и сколько себя помню, тот никогда не отличался особой заботливостью. Бутерброды в дорогу — ещё куда ни шло, но чтобы склочный старик при этом ещё и позаботился сохранностью моих вещах? Это так на него не похоже.
Чтобы проверить посетившую меня догадку, я засунул руку в прикроватную тумбочку. Искомый предмет нашёлся быстро, им оказался спичечный коробок.
Немного покопавшись из-за отсутствия одной руки, я всё-таки с горем пополам воспламенил спичку и принялся водить той над поверхностью бумаги. Близко, насколько это возможно, чтобы жар от открытого огня достиг цели и при этом достаточно далеко, чтобы не устроить нечаянно пожар.
Через несколько секунд подобной обработки на до этого девственно чистом листе стали проступать тёмные письмена.
Выходит, зря я грешил на деда, всё же пригодилась мне его наука.
Прямо передо мной лежало самое настоящее невидимое послание, чернилами для которого послужило обыкновенное молоко.
“Не пожимай руки тому, кто своих сыновей не имея, чужих на смерть посылает”
Белиберда какая-то!
Я ещё несколько раз перечитал странное послание, но так и не взял в толк, какой смысл оно несёт. Видать, дед с горя совсем кукухой поехал, раз зашифровал подобную тарабарщину.
Скомканный лист бумаги отправился во внутренний карман новенького мундира. При первой же возможности я собирался избавиться от подозрительного письмеца, а то не хватало мне ещё спалиться с этой бумажкой и тогда меня точно могут принять за вражьего засланца. А оно мне надо?
Мало того, что странный разговор в распределительном центре подслушал, так теперь ещё и это. Вот на кой мне спрашивается чужие тайны, если я со своими не знаю, что делать?
Эх, мне бы непыльную работёнку в местном штабе, чтоб подальше от всей этой мирской суеты, а не все эти тайны Мадридского двора.
Так я и просидел несколько минут, погруженный в собственные мысли, до тех пор, пока входная дверь вновь не скрипнула — Колышек наконец-то вернулась. Одна.