— Дзинь-дзинь! — обрушил своё орудие кузнец.
Так всю жизнь они живут-
Людям помогают,
Дзинь-дзинь!
Душу вкладывают в труд,
Да песни распевают.
Дзинь-дзинь!
И вовеки слава им-
Кузнецам Сварога.
Кто в почёте у людей,
Под защитой бога?
— Чего куёшь? — отчего-то спросил я, когда подошёл поближе.
— Разве сам не видишь? — вопросом на вопрос ответил кузнец.
Заслышав мой голос, незнакомец разогнулся, и во время последнего сполоха я увидел его лицо. Если бы в тот момент я мог проблеваться, то обязательно бы так и поступил. А всё оттого, что у загадочного кузнеца не было носа и глаз, на их местах зияли глубокие провалы. Губы же у и вовсе отсутствовали как класс, поэтому я был вынужден созерцать ровный ряд зубов и, должен признать, зрелище это не из приятных. И как вишенка на торте — кожа: бледная, вся в трупных пятнах и язвах, будто у прокажённого.
— Так там же нет ничего, — указал я на пустую наковальню.
— Стало быть, если ты чего-то не видишь, то этого и нет вовсе?
— Ага.
— А как же боги? — вопрошающе приподнял кустистые брови кузнец.
— Так не верю я в них, — ляпнул я, не подумав, но было уже поздно.
Вот только, к немалому удивлению, ответ кузнеца застал меня врасплох. Я ожидал чего угодно: брани, понуканий, обвинений в ереси или на худой конец отеческой отповеди, но вместо этого услышал нечто иное.
— Это правильно, — внезапно поддержал меня кузнец. — Слишком часто мы видим лишь то, что хотим видеть. И верим в то, во что хотим верить. Мы так отчаянно лжём себе, что через какое-то время и сами начинаем верить в выдумку. Мы столь отчаянно отрицаем правду, что иногда не можем распознать кривду, даже когда она у нас под носом. Быть человеком трудно, всегда хочется на что-то опереться: на родичей, на верных соратников, на богов. Однажды и я Людота Коваль дал слабину, не распознал в друге — врага, а в боге — подделку. Не повторяй моих ошибок, малец, и помни не пожимай руки тому, кто, своих сыновей не имея, чужих на смерть посылает…
* * *
— …да очнись же ты, окаянный! — раздражённый голос волхва ввинтился в уши поганым сверлом.
Я с трудом разлепил веки. Картинка перед глазами плыла, но даже так я умудрился обозреть помещение и понять, что в капище мы с волхвов одни. Куда подевались остальные новобранцы оставалось лишь догадываться.
— А ну, отрок, говори, — старик ухватил меня за грудки. — Видел чего необычного, может место какое чУдное али людей странных?
— Место, людей? Ничегошеньки не помню, — промямлил я в ответ, баюкая гудящую, словно после попойки, голову.
— Правду, правду глаголь! — не отставал старик. — Не криви душой!