Брат Бартоломео облизнул губы:
– Неизбежны мелкие жертвы перед тем, как…
– Перед тем, как вы собрались облагодетельствовать человечество?
– По крайней мере, оно узнало бы, что существует нечто иное! – Глаза инквизитора под опухшими веками блеснули. – И узнало бы, кто сможет его защитить!
Редферн громко фыркнул.
– Логично, – заметил Бреннон. – Вы бы провертели дыру, в которую перла бы нечисть, и героически спасали бы тысячи жизней, пользуясь силой с той стороны. Неужто все это – только ради власти?
– Если он скажет, что ради величия Церкви Христовой, – я его удавлю голыми руками! – прорычал кардинал.
– Нет, – с усмешкой отвечал Бартоломео, – церковь не учитывается в этом уравнении.
– Власть, – повторил Бреннон. – Богатство, вечная молодость, а главное – полная безнаказанность. Вы щедро раздавали обещания своим сообщникам, и после демонстрации пары-тройки фокусов они вам верили.
– Вы в этом отношении ничем не отличаетесь от меня, – едко отозвался экс-инквизитор. – Ваши консультанты – просто ходячие дрессированные мертвецы. А эти две…
– Давай, скажи еще что-нибудь, – промурлыкала ведьма. – Дай мне повод!
– Я предоставляю вам последний выбор. – Комиссар на несколько шагов брезгливо отступил от чернокнижника. – Назовите всех сообщников, которые, по-вашему, еще уцелели, и умрете быстро. Если откажетесь, будете умирать так, как того заслуживаете.
– А вы считаете себя вправе решать? – сипло прошептал Бартоломео. – Ведь вы точно праведник!
– Куда уж мне. Ну так?
Чернокнижник молчал, тяжело дыша, пока наконец не просипел:
– Отчего бы вам не использовать телепатию, а?
– Нет, – тут же произнес пироман. – Не вздумайте.
– Почему? – нахмурился комиссар.
– Потому что не существует способа прочесть только одну мысль или воспоминание, отделив их от всего остального. Человеческое сознание не пирог, чтобы разделить его на части и рассматривать по отдельности.
– Гм, так, значит, на этой уйдет много времени?
– Дело не во времени. Тот, кто будет допрашивать его с помощью телепатии, практически сольется с ним воедино, и я не знаю, сможем ли мы отделить их друг от друга. Что дает этой твари шанс, который я не намерен ему предоставлять.
– А! – Комиссар быстро повернулся к чернокнижнику и по выражению его лица понял, что догадка Энджела верна. – Все надеетесь жить вечно?
Лицо Бартоломео дернулось в судороге, он слабо закашлялся, и кашель наконец перешел в смех.
– Ну нет – мои люди еще потреплют ваших птенчиков и обожгут им перышки!
– Пусть это не слишком вас окрыляет, – ответил Бреннон. Он уже знал, каким будет решение, и впервые за все это время не испытывал никаких сомнений. Он знал (и до конца жизни будет знать), что Валентина одна удерживает защитный купол над мертвым городом, где шестьдесят тысяч человек никогда не получат даже достойного погребения. А потому решение далось ему без колебаний. – Джен, займись допросом. Когда расскажет все – сожги живьем то, что от него останется.