– Они сливались, – вдруг проговорил Редферн. – Соединялись в одно. Верно?
– Боже, – выдохнула Маргарет. Кардинал кивнул.
– Когда оно повернулось к нам, мы… мы не смогли… Но потом, когда мы добежали до конца коридора, я приказал забаррикадировать двери, повесить на них все амулеты, которые у нас нашлись, и… так это и оставили. Оно бродило там и пыталось выбраться, но мы не пропускали его… до конца.
– А потом вы поняли… – пробормотал Энджел.
– Я не мог сказать моим собратьям, что это ждет и нас, – тихо произнес кардинал. – Но они догадались сами. Это был самый худший час для нас всех.
Бреннон отвел глаза. Вчера до него не дошло, что же должны были пережить люди, наблюдающие, как их товарищи один за другим не просто умирают, а превращаются… в нечто. И зная, что это ждет каждого, они все же смогли…
– Это занимало около двенадцати часов, – сказал Саварелли. – Рыбаки впервые коснулись рыбы около семи утра, а обратились примерно в семь вечера. Так что мы знали, когда наши братья, заразившиеся первыми, станут… – Он сжал кулаки; через минуту, справившись с собой, он продолжил: – Мы перенесли их в камеры к девяти часам вечера и заперли. Брат Филиппо и его помощники спустились сами. Мы… мы похороним их сегодня вечером. Последний долг для них… – Саварелли смолк и стиснул крест на груди. Кардинал был желтовато-бледным, словно снова видел, как потусторонняя дрянь отбирает их одного за другим.
– Вы не пытались связаться с нами? – спросил Лонгсдейл; Натан очнулся от его вопроса и неожиданно увидел, что пес и пума сидят рядом с кардиналом, не сводя с него глаз.
– Сначала пытался, потом все эти события меня отвлекли, а вскоре я стал бояться, что зараза передастся вам даже через зеркало. Когда вы вызвали меня сами, я даже не хотел отвечать, но потом… надежда умирает последней, верно?
– Простите, – пробормотал консультант. – Я действительно был не в силах вам помочь.
– К этому времени моя болезнь уже дошла до стадии жара и гноящихся бубонов. Но почему-то развивалась медленней, чем у остальных, как и у тех братьев, что долго были рядом со мной. Мы как раз решали, что будем делать, когда в палаццо не останется никого, – кардинал сглотнул, – никого человеческого.
– Он все еще там? – вдруг спросил Энджел. Кардинал вздрогнул и крепче сжал крест, недоверчиво уставившись на спрашивающего. – Я знаю, что он существует.
– Да, – ответил Саварелли. – Это одна из наших ценнейших реликвий.
– Поэтому на вас слабее действовала чума. Впрочем, даже он не смог бы вас полностью защитить.
– Какой еще он? – спросил Бреннон. Его преосвященство снял с шеи большой золотой крест, нажал на несколько драгоценных камней, и крест раскрылся. Внутри лежал другой, маленький и деревянный.