– Для начала, – сказал канцлер Одинцов, – надо бы обратить внимание на германского писателя Карла Мая, который уже давно пишет на эту тему, а потом на подготовленной им почве выращивать свои дарования. Если взяться за это дело настоящим образом, то для нас нет в этом ничего невозможного.
5 декабря 1907 года, 12:05. Германская империя, Берлин, Королевский (городской) дворец.
Присутствуют:
Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн;
Рейхсканцлер – Бернгард фон Бюлов;
Статс-секретарь (министр) иностранных дел – Вильгельм Эдуард фон Шён;
Начальник Генштаба – генерал-полковник Хельмут фон Мольтке (младший);
Статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц.
– Итак, господа, из Петербурга пришли прелюбопытнейшие известия, – сказал кайзер, обводя своих министров орлиным, как ему казалось, взором. – Моя кузина Хельга планирует раздел Австро-Венгерской империи не когда-нибудь в отдаленном будущем, а прямо сейчас, что, впрочем, неудивительно. У бедного Франца Фердинанда все буквально валится из рук. Даже те, кто пока прямо не высказал неповиновение своему императору, старательно игнорируют его распоряжения. Империя Габсбургов умирает на наших глазах, и в Петербурге считают, что это недоразумение проще похоронить, чем вылечить. А ведь мы, господа, чуть было не оказались с этим злосчастным лоскутным одеялом в одной лодке.
– Русская императрица в полной мере переняла повадки своего дикого супруга, – проворчал Хельмут фон Мольтке (младший), – берет все, что ей понравится, совершенно не стесняясь.
– Вы не правы, мой добрый Хельмут! – воскликнул кайзер. – Еще до того, как все началось, мы в Петербурге подробнейшим образом обсудили будущее австро-венгерских территорий, которые невозможно присоединить ни к одному из четырех коронных доменов без того, чтобы вызвать жесточайшую межнациональную вражду. Шла тогда речь и о судьбе Галиции, которую русская императрица и ее рейхсканцлер называли тяжелейшей обузой. Но вот там, в горах Карпат, венгерские гонведы начали убивать прорусски настроенных русинов – и только тогда мнение госпожи Хельги и ее вернейшего клеврета переменилось радикально. Если там есть люди, нуждающиеся в их защите, то они придут и установят свою власть над той землей не когда-нибудь через двадцать лет, а прямо сейчас. И наш друг Франц Фердинанд не может ни воспрепятствовать творящимся жестокостям (ибо армия ему уже не подчиняется), ни оказать русским войскам достойное сопротивление, поскольку силы фатально неравны. Большая часть его империи сражается сама с собой, а остальные, рассевшись поудобнее, подбадривают бойцов задорными криками.