— Она вам нравится?
Кровать производства фирмы «Клинитрон» представляла собой монументальное сооружение весом около тонны, с огромным воздушным матрасом, наполненным миллионами силиконовых шариков. Протекающий в пустотах между ними сжатый воздух поддерживал тело Райма почти на весу. Если бы Линкольн сохранил способность ощущать этот эффект всем телом, то ему казалось бы, что он парит в воздухе.
Райм велел Тому подать доктору кофе. Когда он явился, то, прежде чем удалиться, возвел глаза к потолку и прошептал:
— С чего это мы вдруг стали такими общительными?
— Вы, как я помню, говорили, что служили в полиции, — обратился Бергер к пациенту.
— Да, когда-то я возглавлял следственное управление.
— А потом вас ранили?
— Нет. Однажды при строительстве станции метро рабочие обнаружили останки человека. Им оказался молодой патрульный полицейский, пропавший за полгода до этого. Мы тогда занимались серийным убийцей, специализировавшимся на охоте за полицейскими. Меня попросили лично осмотреть место преступления. Во время работы на меня рухнула огромная дубовая балка, и я пробыл под ней в течение четырех часов.
— Что, действительно существовал такой убийца полицейских?
— Он успел убить троих и ранить еще одного. Кстати, он сам оказался патрульным сержантом Дэном Шепардом.
Бергер взглянул на розовый шрам, проходящий по шее Райма: верный признак квадриплегии — паралича рук и ног. Это был след от трубки для интубации легких, которая находится в дыхательном горле в течение нескольких месяцев, иногда лет, а в некоторых случаях устанавливается навсегда. Но благодаря своему упрямству и титаническим усилиям врачей Райм смог избежать подобной участи. Он обладал такими легкими, что мог бы находиться под водой минут пять.
— Итак, у вас была травма позвоночника.
— Точнее, четвертого позвонка.
— Понятно.
Четвертый позвонок — это своего рода пограничная зона. Если травма получена выше четвертого позвонка, то смерть, как правило, неминуема. Если поражение располагается ниже, то по крайней мере верхние конечности сохраняют полную подвижность. Межреберная мышечная ткань и брюшной пресс почти атрофировались, и Райм дышал только диафрагмой. Он мог двигать головой, шеей и немного плечами. Единственной удачей можно считать то, что рухнувшая дубовая балка не затронула одну цепь передачи нейронов мозга, поэтому безымянный палец левой руки еще был способен двигаться.
Райм пожалел доктора и не стал ему рассказывать обо всех ужасах своей жизни в первый год после несчастного случая: целый месяц с черепной тягой, когда щипцами через отверстия в голове ему вытягивали позвоночник. Затем в течение трех месяцев ему пришлось смиряться с приспособлением под названием «гало» — пластиковым нагрудником и стальными подпорками у головы, — для того чтобы поддерживать шею в постоянной неподвижности. А для того чтобы вентиляция легких не нарушалась, он был вынужден пользоваться специальным грудобрюшным стимулятором нервной системы. Не стал Линкольн распространяться и о бесконечных катетерах, повторных операциях, непроходимости кишечника, язвах, вызванных стрессом, гипотонии, замедленном сердцебиении, пролежнях, локтевых незаживающих язвах, склерозе и дистрофии мышц, которая угрожала неподвижностью его единственному работающему пальцу. И наконец, о фантомных болях, напоминающих страдания от ожогов и переломов в конечностях, которые после несчастного случая вообще потеряли всякую чувствительность…