Но здесь, в этом старинном доме, чувствовалась сила несколько иной природы, непонятная и оттого пугающая.
Возможно тот, кто купил особняк тетки Женевьевы, тоже постоянно чувствовал на себе это давящее воздействие, и потому съехал.
— Я узнаю, кто купил дом, — пробормотал Аламар.
Данивьен тем временем подошла к лестнице, оглянулась.
— Нам нужно наверх, господин Аламар.
И осторожно, придерживаясь за отсыревшие и потерявшие форму перила, пошла.
Он побрел следом.
В голове теснились тысячи самых разных мыслей — о том, что за странная сила угнездилась в этом особняке, о том, что дальше делать с Дани… Он ведь не обязан восстанавливать ее в правах. Он может до конца дней держать ее в своем доме как жену. Дождаться, пока родит ребенка, а потом избавиться. Так ведь и думал изначально, сгорая от ненависти к глупой девке, что выпустила Ксеона. Но что-то изменилось. И изменилось до того, как всплыла из прошлого фамилия Ардо.
Огоньки горели ровно, выхватывая то повисший лоскут обоев, то дряблые лохмотья паутины. Он смотрел в узкую спину в пушистой шубке, и все не мог понять — когда именно прошлое начало отпускать и когда именно захотелось снова жить.
Внезапно Дани остановилась, указывая пальцем куда-то в конец коридора.
— Смотрите, они даже портреты не убрали.
И в самом деле, на темной, в разноцветных пятнах стене, висела большая, закрытая полотном картина.
— Что там было?
Дани шмыгнула носом.
— Портрет моих родителей. Мама и папа. Я часто подходила к нему и разговаривала с ними. Думала, что они меня слышат… Ждала, что ответят. Один раз даже конфету попросила на праздник Обновления.
Аламар стиснул зубы.
Она даже не подозревала, что именно сейчас, вот этим незамысловатым рассказом, практически вытягивала из него внутренности, наматывая на зубчатой колесо.
Дани была несчастной сиротой, и, возможно, принц Ксеон и вскружил ей голову тем, что впервые отнесся как к человеку, а не как к девке с ближайшей помойки.
А он, Аламар Нирс… Он оказался просто подонком, который полностью заслужил все то, что с ним произошло.
Аламар молча подошел и дернул ткань. Сверху посыпались лохмотья пыли. Он направил огоньки чуть ближе: на картине были изображены мужчина и женщина. Женщина была рыжей, а вот мужчина… Данивьен унаследовала его глаза, вне всякого сомнения. И темные волосы.
— Дани, — он с трудом сглотнул, — нужны еще доказательства. Этого мало. Я верю тебе, но поверить должны будут даже те, кто не желал бы твоего возвращения.
— А разве у меня могут быть враги? — она стояла и тоже смотрела на портрет. Очень спокойно, потому что давно уже смирилась с судьбой.