Кто бы мог подумать! Он почти попросил прощения. Понятное дело, что от него не дождешься этого самого «прости», да и, возможно, никогда он этого не скажет, учитывая все обстоятельства, но то, что Дани услышала сейчас — это было равносильно «я был неправ».
— Завтра мы вплотную займемся тобой, дорогая жена.
Дани съежилась.
В следующее мгновение Аламар оказался рядом, сгреб ее в охапку и прижал к себе.
— Перестань, ну? Я больше ничего дурного тебе не сделаю, клянусь.
Она закрыла глаза и покорно положила щеку на мягкий хлопок рубашки. Его теплые пальцы зарылись в волосы, гладили по голове, по плечам, по спине…
И вдруг Дани поняла, что ей в самом деле больше не страшно. Грудь у Аламара была твердой как камень, и при этом горячей, словно печка. И где-то там быстрое тук-тук-тук. Сердце чудовища.
— Мы разберемся с этим перстнем, — шептал он хрипло, — я переверну вверх дном королевскую библиотеку, и если этот перстень упоминается среди затерянных артефактов прошлого, я найду записи. Мы узнаем, почему сорвало печать. Мы вернем тебе то, что хотя бы принадлежало тетке, а если повезет, то и все то, чем владела семья Ардо. А еще, моя куколка, я найму тебе учителей, и ты продолжишь свое образование. Читать ты умеешь, со столовыми приборами обращаться — тоже. Не будем тебя этим ограничивать, вокруг слишком много знаний, о которых ты ни сном ни духом, маленькая…
Дани втянула сквозь зубы воздух. Отчего-то сделалось душно, наглухо застегнутый ворот платья ошейником сдавил шею. И, сама не понимая, что и зачем делает, обхватила руками Аламара под сюртуком, с силой прижалась лбом к его ключице. Горький ком внутри распух, взялся острыми клиньями, пронзая насквозь и причиняя боль.
Боль просилась наружу.
Дани выдохнула раз, другой…
Из горла вырвалось хриплое рыдание, и вместе с ним — обрывки страха, унижения, обиды.
Тело тряслось как в лихорадке. Дани отчаянно цеплялась за инквизитора, которого должна была ненавидеть всем сердцем, а он продолжал прижимать ее к себе, что-то шепча на ухо.
Она хваталась за него, как утопающий за соломинку, из последних сил пытаясь выдраться из черного вязкого ничто, где барахталась последние дни. Она задыхалась и давилась слезами, захлебывалась собственным криком.
А потом боль начала отступать, медленно и неохотно, царапая напоследок и оставляя глубокие шрамы-борозды.
Все закрутилось как в калейдоскопе.
Аламар нес ее на руках, мимо проносился спящий город, снова на руках, по лестнице, на второй этаж, в спальню. Пахло осенью, поздними яблоками и кострами. Полетели в разные стороны крючки от платья, воздух холодил кожу. Потом — новые, немного колкие льняные простыни. Ощущение сильного, горячего тела рядом. И веки слипаются от внезапно навалившейся усталости, и она медленно, плавно, словно кружащийся на ветру осенний листок, соскальзывает в дрему.