Ксеон тогда согласился. План выглядел разумным. Не нужно слишком рано давать о себе знать проявлением магии, агенты инквизиции засекут, потом проблем не оберешься. Они прибудут в Эвистон на обычном рыбацком судне, там наймут экипаж, и только потом, оказавшись в Мирате, перенесутся в королевский дворец. Ну, а там — пустить волну подчинения по королевским механоидам и отправить их убивать обладателей Дара Контроля. После этого уже ничто и никто не будет мешать занять принадлежащий по праву трон…
Хвала Всеблагому, их путешествие подходило к концу.
За два дня, проведенные на корабле, Ксеон успел возненавидеть Ханса Мельхольма самой лютой ненавистью и поклялся себе, что избавится от этого упыря сразу же, как только провернет задуманное. Упырь он и есть упырь. Даже пахло от него мертвечиной, и руки постоянно были потными и липкими, Мельхольм постоянно вытирал их о штаны. И этот осторожный взгляд исподлобья… Ксеону мерещилось, что Мельхольм даже в мыслях примеряется, как, откуда и сколько нужно отрезать от него, чтобы получить «артефакт ментальной репарации шестого уровня». Опасения были не пустыми. В первый же день плавания Ханс подошел и смущенно спросил, не будет ли Ксеон столь любезен наполнить пробирочку мочой. Ксеон настолько опешил, что даже не нашелся, что и ответить. Вовремя вмешалась Льер, оттащив за рукав доктора артефакторики и что-то внушая тому шепотом. Отвратительный тип. Еще более отвратительный, чем верховный инквизитор. Тот хотя бы просто сжигает, а не вырезает органы для изготовления всяких занятных артефактов.
Капитан королевской стражи Шан, которого Льер потащила с собой, тоже изрядно раздражал вечно каменным выражением физиономии. Он тенью следовал за своей принцессой, почти никогда не оставлял ее одну и не давал Ксеону обсуждать с ней дела.
А Льер и не торопилась вести какие бы то ни было разговоры. Да и вообще, отмалчивалась. Валялась целыми днями в гамаке, в трюме, и выходила подышать только когда смеркалось, и сам Ксеон отправлялся спать. О том, что у принцессы на уме, оставалось только догадываться.
Размышляя, Ксеон щурился на белый диск солнца, проглядывающий сквозь тучи. Кораблик болтало по волнам. Вверх-вниз. Вверх-вниз, и так бесконечно. Капитан, старый ависиец, стоял у штурвала. Единственный его помощник возился с парусом.
Скучно.
Ксеон прикрыл глаза, откинулся затылком на сырое дерево. Стоило смежить веки, как провалился в мутный тяжелый сон. Как будто бы он снова мальчик, и хочет выйти из комнаты, а охрана не выпускает, и большой усатый сержант бубнит, мол, ваше высочество, папенька ваш распоряжение оставил никуда вас не пускать. И такая жгучая ненависть полыхнула, что он вцепился в горло отцу и сжимает, сжимает пальцы, покуда не раздается противный хруст…