— Снимите маску, — тихо попросила девушка, — я хочу знать, что именно буду видеть каждую ночь и каждое утро.
Вот, в самом деле. Все предельно честно.
И Аламару эта честность начинала нравиться больше всего.
— Как скажете.
Он провел механическими пальцами по черной коже, отключая притягивающий артефакт. Маска осталась в руке. Он повернулся и посмотрел на Бьянку. Она непроизвольно дернулась назад и побледнела.
— Ох.
— Мало приятного, понимаю, — он покачал головой, — хорошо еще, что глаз уцелел. Так что… вы думайте. Обдумайте все хорошенько, Бьянка. Я смотрю, вы очень здраво мыслите… ну так и думайте. Времени у нас с вами довольно.
— Я… — она все продолжала пятиться, — спасибо, мастер Аламар. Да, я в самом деле подумаю. Честно говоря, ожидала другого…
«А чего можно ожидать от человека, который носит маску?»
Нет, он не обиделся. Но в который раз ощутил себя совершенно одиноким, словно щепка, выброшенная бурным морем на берег.
— Бьянка, — начал он.
И в этот миг все тело выгнулось дугой. Десяток раскаленных прутов одновременно проткнули плоть, заставляя взвыть в голос. Что-то рвануло по шее, раздирая ее в клочья, страшно, с хрустом и чавканьем. Перед глазами потемнело.
Потом Аламар медленно выплывал из забытья. Под щекой был теплый ворс ковра. Над ним склонилась Бьянка и что-то щебетала, щебетала — не разобрать.
В висках молотом бухала страшная мысль.
Кто? Ктооооо?!! Кто отпустил Ксеона? Кто посмел выпустить на волю его врага?
Бьянка убежала, вероятно, звать родителей.
Аламар со стоном перекатился на спину и уставился в потолок.
Пять лет коту под хвост. Пять гребаных лет!
Как такое могло случиться? Куда, мать его, смотрел Эльвин? Почемууууууу?…
Глава 4
Приговор и исполнение
Высоко над головой раскачивался потолок. Раскачивался мерно, словно качели. Туда-сюда. Вверх-вниз. Ощущения возвращались медленно. Сперва — звенящая боль в голове. Затем — тупая, дергающая в плечах. И, наконец, вернулся слух.
— Дани! Дани, претемный тебя дери! Что ты натворила?!!
Мысли ворочались неохотно, вязли, словно мухи в меду. Кажется, это был голос Эльвина, хриплый, каркающий.
Как странно. Он никогда раньше… не кричал… вот так, с надрывом, словно из груди ребра достают.
Лицо Эльвина нависло над ней. Кажется, еще никогда он не был настолько бледен. Может быть, ему плохо? В любом случае, встревожен не на шутку.
— Что. Ты. Натворила. — Тяжело роняя каждое слово, прохрипел он.
И тут как будто сбили кран у пивной бочки, воспоминания хлынули пенной волной, закружили Дани, словно невесомую былинку.
Какой же он красивый, принц Ксеон!