Однажды она не выдержала и рассказала о своих подозрениях свекрови. Та выслушала ее жалобы молча, равнодушно.
– За что он со мной так? – В голосе Натальи слышалась такая мука, что впервые Леночка испытала к ней что-то вроде жалости. Нет, не настоящее сочувствие, но что-то наподобие сострадания, которое испытываешь к мухе, случайно залетевшей в паутину и принявшей мучительную смерть.
– А чего ты хотела? – пожала она плечами с почти нескрываемым удовлетворением. – Терпи! Ты ж сама в письме писала: «Буду терпеть». Вот и терпи.
Наталья, утирая опухшие от слез глаза, в изумлении уставилась на свекровь.
– А откуда вы знаете о письме?
Та снова пожала плечами.
– Так все знают. А что тут такого? Мне казалось, ты умнее. Хотя, впрочем, с кем я говорю… Он – гений, а ты – сопля тощая. Он артист! Пора бы тебе уже это понять, милочка, – и с этими словами она взяла чашку недопитого Мусечкиного чая, в котором плавали разбухшие ошметки печенья, и швырнула ее в раковину. Чашка со звоном разбилась на мелкие кусочки.
А Наталья, поплакав вволю, благоразумно поняла, что если она хочет сохранить семью, а она этого очень хотела, то лучше ей принять ситуацию и не пытаться ее изменить. В конце концов, ей не привыкать, она всю жизнь терпела и приспосабливалась. Она поняла, что не в силах сломать Леонида, но и отказаться от него она тоже не может. И тогда дала себе клятву: никогда ничего не знать. Не знать о прошлом, не знать о настоящем. Ни о чем, что причиняло боль. И тогда ревность понемногу отступила, затухла, как утихает звук, завершающий мелодию, – медленно, постепенно, пока от него не останется лишь звенящий подрагивающий воздух.
В потайные места она больше не заглядывала, обходила их стороной. Решила не знать, не мучить себя, гнать дурные мысли… Незнание придавало ей силы быть хозяйкой в своем доме, в своей семье.
И Леночка тоже постепенно привыкла. Потому что сын ее был если не счастлив, то, по крайней мере, благополучен, а ненавистная, раздражающая Наталья вела себя смирно, пряталась в своей половине комнаты и на глаза старалась не попадаться. Это был еще не мир, но уже и не война. Скорее холодное, напряженное, выжидательное перемирие.
Вскоре случилось страшное. Одним прекрасным весенним утром, когда на деревьях начали пробиваться первые почки, Мусечка, как всегда, уселась возле своего любимого окна на кухне. За окном ничего интересного не происходило. Старое гнездо снова встречало новых жильцов. На этот раз его облюбовали скворцы. Заботливые родители, как и полагается приличным квартиросъемщикам, привели его в порядок, подлатали, и получилось вполне пригодное жилище. Мамаша-скворчиха с важным видом уселась высиживать птенцов. Вдруг появившийся папаша на мгновение отвлек ее внимание, она приподнялась… И тут внезапно подлетела ворона. С карканьем и каким-то торжествующим криком она ринулась к гнезду, выцепила яйцо и тут же взмыла к небесам, утаскивая его в лапах. Опешившие скворцы тревожно заверещали, но было уже поздно.