Мусечка всплеснула руками, увидев это безобразие, и испустила беспомощный стон. После этого, в последний раз взглянув в свое любимое окно, умерла.
В день похорон пошел дождь – ужасный, тоскливый, печальный дождь, который превратил и без того неважнецкие дороги в слякотное грязное болото. Пришедших проводить Мусечку в последний путь было немного – в основном соседи да несколько человек с работы Леночки. Появились какие-то люди, знакомые Леонида, о существовании которых раньше только смутно догадывались. Толстая усатая соседка Гульнара суетилась вокруг заледеневшей Леночки, от которой не было никакого толка, и, в конце концов плюнув, принялась за организацию похорон. Леонид тоже активно включился в процесс: привез оркестр, выбил прекрасное место на кладбище – недалеко от дороги, под старым карагачем, чтобы было легко найти, организовал шикарный стол для поминок.
– Не надо, – простонала Леночка, с трудом выдавливая из себя слова. – У евреев так не принято.
– У каких евреев, мама? – строго спросил Ленечка. – Брось ты эти глупости, пожалуйста. Чтоб я больше об этом не слышал.
И Леночка понуро опустила голову.
Для Леонида смерть Мусечки стала тяжелым потрясением. Даже сам не думал, что он, взрослый мужчина, без пяти минут отец, будет так страдать из-за смерти старухи! Но бабушку он любил – может быть, даже больше, чем мать, которая была колючей, ворчливой, вечно недовольной. Бабушка в его воспоминаниях навсегда осталась мягкой, пахучей, вкусной, как только что вынутая из духовки ватрушка. К ней можно было прижаться, уткнувшись носом в ее подмышку, можно было поцеловать ее дряблую, обвисшую, но от того не менее любимую щеку, взять ее шершавую руку и долго-долго сидеть молча, потому что с ней можно было ни о чем не говорить. Бабушка понимала все без слов. Рядом с ней он чувствовал себя маленьким Ленечкой, которого любят просто так, ни за что, потому что он есть. Такой безусловной любви он не испытывал ни от кого, даже от матери – неприветливой, раздражительной, колючей…
Мысль о том, что теперь придется уложить бабушку в гроб и закопать в землю, была невыносимой. Поэтому он сделал то, что привык делать всегда, когда реальность становилась слишком суровой: он начал играть. Когда-то – ему было лет пять, не больше, – он решил поиграть в похороны. Нашел во дворе мертвого жука, пустую коробку от спичек, раздобыл пару сухих цветочков… К ритуалу подошел со всей серьезностью: выкопал ямку, торжественно вложил в нее гроб, закопал, пробормотал какие-то важные слова, украсил могилу подручными средствами. И так прочувствовал боль утраты, что по-настоящему разрыдался. Домой вернулся в слезах, и бедная Мусечка долго не могла добиться, в чем же причина этого горя. А для него похороны мертвого жука были самым настоящим горем, и он искренне переживал потерю. Мир фантазий всегда спасал его, особенно сейчас, когда он оказался наедине с настоящим миром, равнодушным и мрачным.