— То есть своего домового у вас нет? — внезапно оживился мой собеседник.
— Откуда? — невольно хихикнула я. — У меня и дома-то нет.
— Будет, — уверенно сказал домовой. — Вот чую, будет у вас дом, большой и хороший.
— Спасибо.
Разговор забавлял, но вряд ли визитёр заявился, чтобы уверить, что все мои приключения закончатся хорошо и я буду спокойно жить-поживать в собственном доме. И хотя он не торопился переходить к делу, ему точно что-то было от меня нужно. Вдруг он ревнитель традиций и сейчас заявит о недопустимости певческой аферы в здании, за которое отвечает?
— А вы местный домовой? — осторожно уточнила я. — Театральный? И вам не нравится то, что мы задумали с господином Песцовым?
— Что вы, госпожа магичка, какое мне дело до театра?
— У вас дело ко мне? Тогда говорите. Боюсь, долго мне в одиночестве не дадут пробыть. — Я улыбнулась чуть виновато. — Угостила бы вас чем-нибудь, но у меня ничего нет, к моему величайшему сожалению.
Конечно, на столике стоял графин с подозрительной коричневой жидкостью, но я и сама не стала бы её пить, а уж угощать кого-то — тем паче.
— Мефодий Всеславович я. За желание попотчевать спасибо, да только не за тем я пришёл.
— Елизавета Дмитриевна, — почему-то показалось правильным назвать настоящее имя, как и ранее — предложить угощение. — Пока вам не за что меня благодарить.
Я подумала и развеяла иллюзию. Коли он мне показался, то и мне негоже скрывать своё настоящее лицо.
— И за доверие спасибо, — серьёзно сказал Мефодий Всеславович, — да только зря вы абы кому себя настоящую показываете. Не дело это.
— Абы кому я себя настоящую и не показываю, да только похоже, что разговор наш будет таким, где маски неуместны.
Домовой хмыкнул одобрительно.
— Правы вы, Елизавета Дмитриевна. Хочу к вам попроситься.
— Ко мне? Куда?
— Так домовым же. Вашим семейным буду.
— Но у меня не то что семьи, даже дома нет, — опешила я. — Никакого. А вы, вы же где-то живёте?
— Горностаевский я, — жалостливо шмыгнул он носом-картошкой. — Токмо семьи уже нет, дом теперь Соболевых, а глава рода неугоден Велесу. Святилище стало недоступным. Нет мне там жизни. Помираю я. А вас Велес недавно коснулся. Вот я вас и приметил, когда вы чемодан сжигали. Вы не подумайте, Елизавета Дмитриевна, я никому ничего не скажу. Я много умею, не пожалеете, если возьмёте.
— Мефодий Всеславович, но куда же мне вас брать? — ошарашенно спросила я. — Дома-то нет и не предвидится. Неужели вам не к кому больше обратиться?
— Дом — дело наживное, — сурово ответил он. — Будет домовой, будет и дом. А уйти абы к кому я не могу, против Велеса это. И просить кого-то могу только раз в сто лет. Да и не во всяком месте с просьбой могу обращаться. Так что если откажете, всё, долго мне не прожить.