Прислать ли тебе «Соврем [енные] Записки»? № не интересный. А за Адамовича[80]спасибо. Стихи прекрасные некоторые волнуют.
Роман Яновского[81]в «Русских зап [исках]» бесконечно лучше него старых вещей.
Но так же враждебен мне своей тенденцией — аскетико-цинической. Все, что он пишет, — в пользу концлагерей. Duddington’ы пригласили меня на Пасху к ним разговляться и ночевать. Это решает как-никак трудную проблему пасхальной ночи. Все-таки для меня будет грустная Пасха без вас.
А ты побывай в церкви у м [атери] Марии. Не все же дело в певчих. Надо быть ближе к своим. А что в Движении? Молиться с гитлеровцами…
Я разделяю твое отношение к Эйснеру[82]. Не нужно делать различие между гитлеровцами и сталинцами.
Не знаю ничего, что делается на Лурмель и на авеню де Версай[83]. Если ты бываешь там, то напиши. Получил неожиданное выражение сочувствия от Шаховской[84]из Брюсселя. Целую тебя и Нину, хотя она с тобой дурно поступает.
Ваш Г. Ф.
Ещё одна небольшая будничная зарисовка, показывающая Георгия Петровича Федотова в кругу семьи, и некоторым образом демонстрирующая отношение к нему жены и дочери:
«Был это, в сущности, не совсем на своем месте человек, не сумевший или не отважившийся вполне выразить себя. Думаю, что Федотов вздыхал с огромным облегчением, когда оставался наконец наедине с книгой и стаканом невкусного чая.
Припоминаю, как однажды на Вест-Сайд, в Нью-Йорке, к Федотову ввалились громоздкие носильщики, не то чтобы увезти пианино, не то чтобы его перетащить на другой этаж. Нина Федотова в молодости усиленно музицировала. Начались переговоры между дамами и черными атлетами. Какие-то формальности не были соблюдены, и возникали мелкие затруднения. В это время профессор, подхватив единым, несколько унизительным движением и чай, и книгу, и полы халата, вознамерился незаметно юркнуть к себе в комнату, но дочь и жена тут же, в один голос крикнули: „О, трус!“ — чем обратили мое внимание на эту знаменательную сцену. В разных сочетаниях я еще несколько раз в жизни наблюдал такое его вихревое, „предательское“ движение прочь в самый разгар каких-то житейских, практических передряг. Это не было только трусостью: он отдавал себе отчет в своей полной деловой беспомощности»[85].
После смерти Георгия Петровича Федотова Е. Н. Нечаева, как говорилось выше, стала его личным биографом и библиографом, ей принадлежит биографический очерк о Федотове в предисловии к его сборнику «Лицо России», в 1951 выпущена первая библиография Г. П. Федотова, составленная Нечаевой. В 1961 году Елена Николаевна опубликовала двенадцать писем М. Цветаевой к Г. П. Федотову.