И надо сказать, что все, кто измерил и орбиту, и скорость, посчитали бы, что такого быть не может! Либо планета должна лететь медленней, либо должна срываться с орбиты… А это весьма болезненный процесс, надо сказать. Не для планеты – они не чувствуют боли. А для тонкой плёнки жизни – того налёта органики, что покрывает поверхность этой самой планеты. Вот кому такие изменения не могли прийтись по вкусу…
Но именно жизнь ещё не способна была ощутить опасную дрожь.
Стеинхольвег, к югу от Кастиелло де Романо, Марчелика, 3 марта 1937 года М.Х
Ветер переменился. Ещё утром он дул с юга, принося с собой влагу морских просторов и ласковое тепло побережья. А днём как дохнуло пеклом с севера!.. Конечно, к концу месяца хиаты нагонят прохладу аж с самого северного побережья. Но здесь, на юго-западе, эта прохлада почувствуется не сразу. Сначала наступит жара…
Тягучая, удушливая жара. Приходящая с центральных равнин континента. Эта жара укутает мир, заставляя воздух дрожать и плавиться. Она высушит своим горячим дыханием колодцы, покроет поля сеткой трещин, заставит и без того плохо приживающиеся в Марчелике культуры замедлить свой рост…
А ещё эта жара просто ужасающе давит на каждого пожилого человека… Голова перестаёт работать, а мысли становятся такими же тягучими, как воздух. Сердце начинает биться часто, тревожно, отсчитывая отмеренные Богом секунды – которых становится всё меньше и меньше. И уже страшно становится за всё, что не было сделано, что было отложено на потом…
Отец Иоахим вздохнул и решительно повернул ключ от врат в дом Божий. В церковь, то есть. Не любил он северные хиаты – хоть ты тресни… Особенно в первой половине марта. Душно, жарко – и сразу чувствуется старость. Хряпнуть бы скляночку концентрированной «Пыли Эрфы», чтобы снова ощутить себя молодым и здоровым…
Но нельзя. Священникам – вообще нельзя. Никак Матерь Церковь не могла принять существование специй и даруемые ими возможности. Те аристократы на Старом Эдеме, кто продлевал свою земную жизнь, вынуждены были публично каяться в этом грехе лично Патриа. Таково было условие.
А уж священникам принимать раствор было категорически запрещено… Впрочем, отец Иоахим прекрасно понимал, что если бы не такая консервативность Церкви, то мир давно бы скатился в пропасть безбожия. Слишком много соблазнов вокруг человека, чтобы тот сумел им не поддаться. И только время всё расставляет по своим местам…
– Что-то вы, святой отец, эту дверь с каждым годом всё медленнее и медленнее закрываете!.. – раздался голос за спиной отца Иоахима, и тот резко обернулся.