Отложив дальнейшее изучение циркуляра губернатора провинции до завтра, капитан Уинтерботтом рассудил, что он, в общем-то, бессилен воспрепятствовать этой глупой тенденции. Отстаивание собственного мнения и так уже стоило ему карьеры; практически все чиновники, начавшие службу в Нигерии одновременно с ним, занимали теперь посты резидентов, а он не был даже старшим окружным комиссаром. В общем-то, он готов был наплевать на карьеру, но в этом вопросе о косвенном управлении, пожалуй, ему больше не имеет смысла лезть на рожон, раз уж люди, которые еще вчера выступали вместе с ним против косвенного управления, сегодня сменили свои взгляды на противоположные и выговаривают ему за то, что он не внедряет его в практику. Теперь ему официально приказано найти вождя, и задача его ясно определена. Но только он не повторит прежней ошибки и не станет искать другого наглеца, получившего образование в миссионерской школе. Что касается Умуаро, то практически он уже сделал свой выбор. Он назначит вождем того величественного жреца-идолопоклонника, который единственный среди свидетелей, дававших ему показания при разборе земельной тяжбы между Умуаро и Окпери, говорил правду. Конечно, если тот еще жив. Капитан Уинтерботтом вспомнил, что раз-другой видел его во время своих служебных поездок в Умуаро. Но это было года два назад, не меньше.
Глава 6
Кощунственное надругательство, которое совершил сын Эзеулу над священным питоном, было делом чрезвычайно серьезным, и Эзеулу первым признавал это. Но недоброжелательство соседей и в особенности дерзкое послание жреца Идемили не оставили ему никакого другого выбора: он должен бросить вызов им всем. Его поражало, какую гнусную клевету распространяли о нем, как передавали ему, даже те, кого он называл своими друзьями.
– Неплохо бывает пережить разок подобную беду, – говорил он. – По крайней мере узнаешь, что думают о тебе друзья и соседи. Покуда ветер не дунет, не увидишь у курицы гузку.
Он послал за женой и спросил у нее, где ее сын Одаче. Она стояла перед ним, скрестив руки на груди, и молчала. Последние два дня ее переполняло чувство горькой обиды на мужа, пославшего Одаче к этим христианам, несмотря на ее возражения. Зачем же он теперь точит мачете, чтобы убить его за поступок, которому его научили в церкви?
– С кем я разговариваю – с живым человеком или вырезанным из дерева нкву?
– Я не знаю, где он.
– Не знаешь? Ха-ха-ха-ха-ха-ха, – делано рассмеялся он и тут же снова заговорил с самым серьезным видом. – Ты, наверное, в мыслях своих говоришь мне, что человек, который приносит домой хворост, кишащий муравьями, не должен жаловаться, если к нему в дом повадятся ящерицы. Ты права. Но не говори мне, что ты не знаешь, где твой сын…