– Вот кусок нзу, – сказал он, подкатив мелок к гостю: тот поднял его и начертил на полу между своими ступнями три вертикальные линии и четвертую, горизонтальную, под ними. Затем он вымазал мелом палец у себя на ноге и подкатил мелок обратно к Эзеулу, который положил его на место.
После того как они съели орех кола, Онвузулигбо откашлялся и, поблагодарив Эзеулу, спросил:
– Здорова ли жена моего родича?
– Жена твоего родича? Здорова. Ни на что не жалуется, кроме как на голод. Нвафо, пойди позови сюда Акуэке, пусть поздоровается с родичем своего мужа.
Нвафо вскоре вернулся и сообщил, что она сейчас придет. Акуэке не заставила себя долго ждать. Она поздоровалась с отцом и обменялась рукопожатием с Онвузулигбо.
– Как чувствует себя твоя жена Эзинма? – спросила она.
– Сегодня хорошо, а что будет завтра, нам неведомо.
– А как здоровье ее детей?
– Мы жалуемся только на голод.
– А-а-а! – воскликнула Акуэке. – Так я и поверила! Посмотри-ка, какой ты упитанный.
После того как Акуэке вернулась во внутренний дворик, Онвузулигбо сказал Эзеулу, что родные послали его передать: они хотят посетить своего свойственника завтра утром.
– Я из дома не сбегу, – сказал Эзеулу.
– Мы придем к тебе не с враждой. Мы придем пошептаться, как свойственники со свойственником.
Это единственное счастливое событие за целую неделю неприятностей и огорчений порадовало Эзеулу. Он послал за своей старшей женой Матефи и предупредил ее, чтобы она была готова стряпать завтра угощение для его свойственников.
– Для каких свойственников? – спросила она.
– Для мужа Акуэке и его родни.
– У меня в хижине нет кассавы, а сегодня нет базара.
– И чего же ты хочешь, что я должен сделать?
– Ничего. Но, может быть, у Акуэке найдется кассава, если ты у нее спросишь.
– Вот что: безумие, которое, как говорят, в тебе сидит, должно иметь свои пределы. Ты просишь меня найти для тебя кассаву. При чем тут Акуэке, разве она моя жена? Я много раз тебе говорил, что ты недобрая женщина. Ничего, как я замечал, ты не делаешь с радостью, если это не для тебя самой или твоих детей. Не вынуждай меня бранить тебя сегодня. – Он помолчал. – Если ты хочешь, чтобы на этой усадьбе хватило места для нас обоих, иди и выполняй, что я тебе велел. Если бы мать Акуэке была жива, она не делала бы различий между твоими детьми и своими собственными, ты это отлично знаешь. Убирайся, пока я не встал на ноги.
Хотя Эзеулу и очень хотел, чтобы его дочь Акуэке вернулась к мужу, открыто говорить об этом, конечно, не подобало. Человек, признавшийся в том, что его дочь не всегда является желанной гостьей в его доме или что ее присутствие ему в тягость, тем самым сказал бы ее мужу: можешь обращаться с ней так грубо, как тебе заблагорассудится. Поэтому, когда муж Акуэке в конце концов объявил о своем намерении забрать жену домой, Эзеулу для вида стал возражать.