– Не мне, Эзеулу, оспаривать то, что ты говоришь. Я твой друг и поэтому могу говорить с тобой без обиняков, но при этом я ведь не забываю, что ты наполовину человек, а наполовину дух. Все, что ты рассказываешь о своем отце и деде, – истинная правда. Но то, что происходило в их времена, и то, что происходит теперь, – не одно и то же. Между тогдашним и теперешним нет никакого сходства. Твой отец и дед поступали так не для того, чтобы угодить чужеземцу…
Эти слова больно задели Эзеулу, но он сдерживал свой гнев.
– Не смеши меня, – перебил он. – Если бы кто-нибудь пришел к тебе и стал рассказывать, будто Эзеулу отдал своего сына в чужеземную веру, чтобы кому-то угодить, что бы ты ответил ему? Лучше не смеши меня. Сказать тебе, почему я отдал сына? Слушай же. Неведомую болезнь нельзя вылечить обычными целебными травами. Когда нам нужно сотворить колдовской наговор, мы ищем такое животное, чья кровь соответствовала бы его силе; если кровь цыпленка не оказывает действия, мы жертвуем козла или барана; если и этого недостаточно, мы посылаем за быком. Но иногда даже быка бывает мало – тогда мы должны принести в жертву человека. Может, ты думаешь, мы жаждем услышать предсмертный крик жертвы, захлебывающейся кровью? Нет, друг мой, мы поступаем так потому, что дошли до последнего предела и знаем, что ни петух, ни козел, ни даже бык не подходят. А наши отцы говорили нам, что бывают такие лихие времена, когда люди оказываются загнанными за этот последний предел, когда им приходится так худо, словно им переломили спину и подвесили над огнем. Когда случается такое, они могут принести в жертву свое родное детище. Вот что имели в виду наши мудрецы, говорившие: человек, которому больше не на что опереться, опирается на свое собственное колено. Поэтому-то наши предки, доведенные до отчаяния набегами воинов Абама, принесли в жертву не иноплеменника, а человека своей же крови и сотворили великое колдовское заклятие, которое они назвали Улу.
Акуэбуе щелкнул пальцами и покивал головой. «Выходит, это жертвоприношение, – проговорил он про себя. – Значит, Эдого все-таки прав, хотя мне показалось тогда, что он говорит глупости». Немного помолчав, он сказал вслух:
– Что произойдет, если на мальчика, которого ты приносишь в жертву, падет выбор Улу, после того как тебя будут искать и не найдут?
– Предоставь это богу. Когда наступит время, о котором ты говоришь, Улу не обратится к тебе за помощью и советом. Так что пусть эта забота не лишает тебя сна по ночам.
– С какой стати? У меня в доме полно своих собственных забот – зачем бы я стал приносить еще и твои, где бы я нашел для них место? Но я должен повторить то, что говорил раньше, а если ты не хочешь слушать, заткни себе уши. Когда ты выступал против войны с Окпери, ты не был одинок. Я тоже был против нее, так же, как и многие другие. Но, посылая своего сына к чужеземцам, чтобы он занимался вместе с ними осквернением нашей земли, ты обрекаешь себя на одиночество. Можешь пойти и сделать на стене помету, чтобы помнить, что я тебя об этом предупреждал.