Обиагели с трудом встала на ноги, немного наклонилась вперед, ловким движением подбросила ребенка повыше и направилась к выходу.
– Осторожней, – проговорил Эзеулу.
– Не тревожься, – успокоил его Аноси. – Она свое дело знает.
Обиагели удалилась в сторону усадьбы Эдого, распевая:
Плачет ребенок, матери скажите,
Плачет ребенок, матери скажите,
А потом сварите кашу из узизы
И еще сварите кашу из узизы.
Дайте жидкой перцовой похлебки,
Пусть попьют ее малые пташки
И попадают вниз от икоты.
Вон залезла коза в амбар
И накинулась жадно на ямс,
Вон залез и козел в амбар.
Подъедят они вместе весь ямс.
Погляди-ка, подходит олень.
Вот он трогает воду ногой,
Ррраз – и оленя жалит змея!
Он бросается прочь!
Я-я, я куло-куло!
Странствующий коршун,
Ты домой вернулся.
Я-я, я куло-куло!
А где же отрез материи,
Который ты принес?
Я-я, я куло-куло!
Пока Эзеулу находился на чужбине, он с легкостью мог думать об Умуаро как о едином враждебном ему целом. Но теперь, когда он снова дома, все оказывалось не так-то просто. Всех этих людей, оставивших свои дела и заботы ради того, чтобы прийти поздравить его с возвращением, никак не назовешь врагами. Некоторых из них – Аноси, например, – можно назвать людьми никчемными, бестолковыми, любителями посплетничать, а то и позлословить, но это совсем не те враги, которых он видел во сне, приснившемся ему в Окпери.
На второй день после возвращения у него побывало пятьдесят семь посетителей, не считая женщин. Шестеро пришли с пальмовым вином. Его зять Ибе с родичами принесли два больших кувшина отменного вина и петуха. Весь этот день хижина Эзеулу выглядела как в праздник. Пришло даже два-три человека из Умуннеоры, деревни его врагов. И снова, как накануне, Эзеулу в конце дня начал делить умуарцев на простых людей, питающих к нему лишь добрые чувства, и тех честолюбцев, что подкапываются под самую основу единства шести деревень. Едва только он произвел это деление, как в голову ему закрались первые робкие мысли о примирении. Конечно, он мог с полным основанием сказать, что один палец, окунувшийся в масло, измажет четыре остальных; но справедливо ли будет поднять руку на всех этих людей, которые проявили по отношению к нему такую заботу и в дни его заточения, и после его возвращения домой?
Эта борьба мнений в его сознании разрешилась наконец на третий день, причем решение было подсказано с совершенно неожиданной стороны. Последним его навестил в тот день Огбуэфи Офока, один из достойнейших людей в Умуаро, но нечастый гость в доме Эзеулу. Офока славился своей прямотой. Он был не из тех, кто станет хвалить человека, потому что тот угостил его пальмовым вином. Офока никогда бы не допустил, чтобы пальмовое вино довело его до ослепления, – нет, он лучше выплеснет вино, уберет рог в свой мешок из козьей шкуры и выложит угощающему все, что он о нем думает.