– Кто там? – окликнул он.
Шагов больше не было слышно, голоса стихли. С минуту длилось молчание, грозное от присутствия неизвестных во мраке за порогом.
– Люди, – ответил голос.
– Кто вы такие? И знайте, люди: мое ружье заряжено.
– Эзеулу, это я, Озамба.
– Озамба?
– Да.
– Что привело тебя в такое время?
– Беда случилась. Коза объела листья пальмы на моей голове.
Эзеулу только откашлялся и принялся неторопливо разжигать дрова в очаге.
– Подождите, сейчас я разведу огонь, чтобы увидеть ваши лица. – Одна из палок оказалась слишком длинной, и он переломил ее о колено. Потом он стал раздувать угли, пока не разгорелось пламя. – Войдите и поведайте то, что вы хотите мне сказать.
При виде внесенного внутрь тела Обики он вскочил и схватился за мачете.
– Что с ним случилось? Кто это сделал? Я спрашиваю, кто?!
Озамба начал объяснять, но Эзеулу не слушал. Мачете выпало у него из рук, и он тяжело опустился на колени перед бездыханным телом.
– Сын мой! – закричал он. – Улу, где ты был, когда это случилось со мною?! – И он уткнулся лицом в грудь Обики.
К рассвету почти все было подготовлено к объявлению о смерти Обики. У стены стояли барабаны – вестники смерти. Была найдена бутыль с порохом. Эзеулу потерянно бродил среди занятых делом людей, пытаясь помогать. Вот он разыскал длинную метлу, поднял ее и принялся подметать двор. Но кто-то отобрал у него метлу и за руку отвел его обратно в хижину.
– Люди скоро придут, а усадьба еще не метена, – проговорил он слабым голосом.
– Не беспокойся. Я сейчас же найду кого-нибудь, кто займется этим.
Смерть Обики глубоко потрясла Умуаро. Ведь такие мужчины, как он, нечасто рождаются на свет. Что до Эзеулу, то он все равно как умер.
Некоторые ожидали, что Эзидемили возрадуется. Эти люди плохо его знали. Не таким он был человеком, чтобы предаваться ликованию, и к тому же ему было хорошо известно, насколько это опасно. Так что на людях он сказал только одно: «Пусть это научит его быть более осмотрительным в следующий раз».
Но для Эзеулу следующего раза не существовало. Представьте себе великого воина, который, не в пример простым смертным, всегда идет в бой без щита, зная, что пули и удары мачете будут лишь скользить по его коже, защищенной колдовскими снадобьями; представьте себе теперь, что в самом разгаре битвы он обнаруживает, что эта магическая сила внезапно, без предупреждения, покинула его. О каком следующем разе может тут идти речь? Разве может он крикнуть пушкам, и стрелам, и мачете: «Стойте! Мне нужно поскорей вернуться в свой домик для магии, помешать в горшке и выяснить, что произошло, – не нарушил ли невзначай кто-нибудь из моих домашних, возможно ребенок, колдовского табу?» Конечно, нет.