— Что делает этот артефакт? — спросил китаец.
— Да я понятия не имею, о чем вы говорите, — прошипел Ник.
— Ладно, — Ник увидел, как китаец раскладывает на соседнем столе полевой набор хирургических инструментов и достает из него скальпель.
— Вы же не серьезно, — пробормотал Ник. — Да я клянусь, что нет там никаких артефактов…
Разумеется, даже местной анестезии подобная полевая хирургия не предусматривала, и когда китаец начал разрез, для Ника это оказалось все-таки уже слишком и он принялся орать. Китайцы не обращали на его крики внимания, видно, проделывали подобные процедуры уже не в первый раз.
Ну, или что-то похожее.
Отложив скальпель, китаец вставил в рану расширитель и принялся ковыряться там пальцами, поэтому потерю сознания уже сорвавший голос Ник воспринял, скорее, с облегчением.
Жить всем присутствующим в этой комнате оставалось не больше трех минут.
Он проснулся от долгого сна.
Он был обнажен, его тело лежало на столе, голый металл холодил спину. Его руки и ноги были привязаны к столу, из раны на бедре хлестала кровь, которую никто не собирался останавливать, а вокруг были люди с оружием.
Люди в форме.
Желтолицые люди, которые разговаривали на незнакомом ему языке. Скорее всего, на китайском, но, не будучи востоковедом, за точность этого вывода он бы не поручился.
Шестеро автоматчиков стояли вдоль стен. Наверное, они должны были держать его под прицелом, но, поскольку он был привязан к столу и потерял сознание, они не посчитали, что это так уж важно.
Не посчитали, что в таком состоянии он мог быть им опасен.
Большая ошибка.
Двое были без оружия, они рассматривали какую-то окровавленную штуковину, лежащую на подносе. Он сопоставил свою рану на ноге и размер этой штуковины, и пришел к выводу, что, скорее всего, ее извлекли из его тела.
Ну, как его…
Он закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания о последних минутах. Сразу два потока, два водопада, и если один содержал его личную память, второй принадлежал кому-то другому.
Отринув первый поток, он погрузился во второй.
И тогда пришла ярость.
Нет, так неправильно.
Она не возникла из ниоткуда. Ярость всегда была с ним, ярость была неотъемлемой частью его существования, и он научился охлаждать ее, контролировать ее, жить вместе с ней, черпая в ней силы продолжать.
Он и сейчас не стал выпускать ее из-под контроля. По крайней мере, полностью. Он слишком хорошо знал, что будет, если он поддастся течению.
Ярость текла мимо него полноводной рекой, а он зачерпнул из нее всего пару пригоршен.
Сначала он убил автоматчиков, сделал это максимально жестоко, кроваво и показательно, размазав их по стенам.