– И то и другое, – сердито ответила Мелинда.
Она расхаживала по комнате, потягивая светло-коричневый напиток из высокого стакана.
– Вот как? И что же он говорит обо мне?
– Говорит, что ты на грани шизофрении.
– Вот как, – сказал Вик. – Передай ему от меня, что это он на грани. И больше ничего. Он ни рыба ни мясо, через такого только перешагнуть да забыть.
Мелинда фыркнула:
– Похоже, он тебя разозлил…
– Пап, а что такое шизомания? – Трикси, обняв колени, продолжала увлеченно слушать родительскую перепалку.
– Познавательный разговор для ребенка, – манерно произнесла Мелинда.
– Она и не такое слыхала. – Вик кашлянул. – Не шизомания, а шизофрения. Раздвоение личности. Заболевание, которое характеризуется расстройством психики и потерей контакта со своим окружением. Вот так. Поняла? И похоже, у твоего папочки оно есть.
– О-ой, – засмеялась Трикси, будто он пошутил. – А откуда ты знаешь?
– Мистер Карпентер сказал.
– А он откуда знает? – спросила Трикси, вовсю улыбаясь: ей нравилась эта игра.
Вик иногда сочинял для дочери сказки про фантастических зверей, а она спрашивала, умеют ли они летать, читать, готовить, шить и одеваться; некоторые звери умели, а некоторые – нет.
– Мистер Карпентер – психолог, – ответил Вик.
– А кто такой психолог? – спросила Трикси.
– Боже мой, Вик, прекрати! – воскликнула Мелинда, резко обернувшись к нему.
– Мы с тобой потом это обсудим, – сказал Вик, улыбаясь дочери.
В тот вечер Мелинда напилась в дым. Она дважды звонила по телефону, и, чтобы не слушать, Вик уходил на кухню, куда не доносились звуки из спальни. Он приготовил ужин, Мелинда ела мало и к девяти часам, когда Трикси пора было ложиться спать, захмелела так, что едва держалась на ногах. К этому времени Вик успел объяснить дочери еще несколько психологических терминов, но труднее всего было подобрать определение сознания. В конце концов он сказал, что это такая штука, которую теряет человек, выпивший лишнего, когда засыпает на диване.
На следующий день Вик пришел домой обедать, но Мелинда еще спала. Он знал, что ночью она долго не ложилась. Сам он лег спать в полтретьего и видел, что свет из окна ее спальни падает на газон за домом. Вечером он вернулся домой в семь часов, но она еще маялась похмельем, хоть и проспала, по ее словам, до трех. Вик хотел сообщить ей две новости – одну приятную, а вторую не очень. Надеясь, что Мелинде станет лучше, первой новостью он поделился с ней до ужина.
– Не беспокойся, – сказал он, – про детектива я не расскажу ни Хорасу, ни Филу, ни кому-либо еще. Если Уилсон с Ральфом будут держать рот на замке – у них есть для этого все причины, – то никто другой об этом не узнает. Кому-нибудь еще про это известно? – озабоченно спросил он, как будто был на ее стороне.