Вик пошел на кухню и сделал Мелинде болтунью из одного яйца и сливок. Он добавил немного порошка карри: это ей иногда нравилось, когда по утрам бывало плохо. Он принес яичницу в гостиную и сел на диван.
– Съешь яишенки? – предложил он.
Ответа не последовало. Мелинда отпила из стакана.
– Тут чуть-чуть карри.
Он поднес ей кусочек на вилке.
– Катись-ка ты ко всем чертям! – пробормотала она.
Вернулась Трикси в комбинезоне и с самолетиком в руках.
– Что случилось? – спросила она у Вика.
– Чарли погиб, вот что случилось! Он утонул! – выкрикнула Мелинда, вставая с дивана. – А убил его твой отец!
Трикси, разинув рот, уставилась на Вика:
– Папа, это правда?
– Нет, Трикси, – сказал Вик.
– Но он погиб? – потребовала она ответа.
Вик хмуро посмотрел на Мелинду.
– Зачем ты это сказала? – спросил он. Сердце его бешено колотилось от гнева. – Зачем ты вот это сказала?
– Детям всегда нужно говорить правду, – парировала Мелинда.
– Папа, он умер? – снова спросила Трикси.
– Да, он утонул.
От этого известия у Трикси округлились глаза – но ей совсем его не жаль, подумал Вик.
– Он ударился головой?
– Не знаю, – сказал Вик.
– Нет, он не ударился головой, – проговорила Мелинда.
Трикси какое-то время пристально смотрела то на него, то на нее. А потом тихо вышла из дома – играть.
Мелинда отправилась на кухню налить себе еще – Вик услышал, как она пинком захлопнула нижнюю дверцу буфета, – вернулась и через комнату направилась к себе.
Через минуту Вик встал и медленно вывалил яичницу в раковину, под горячую воду. Он подумал, что чувствует себя почти так же, как Трикси. Что-то не дает ему испытать вину или ужас от содеянного. Это очень странно. Лежа без сна на диване у Коуэнов, он ждал, когда его охватит страх, паника, чувство вины или хотя бы сожаления. Он поймал себя на том, что вспоминает приятный день из детства, когда он выиграл приз по географии за лучший макет эскимосского поселения, где иглу были сделаны из половинок яичной скорлупы, а снег – из стекловолокна. Подсознательно он чувствовал себя в полной безопасности. Ему не грозит разоблачение. Или, может быть, он просто считает, что не боится разоблачения? Он на все реагировал замедленно: на физическую опасность, на эмоциональные потрясения. Иногда реакция наступала через несколько недель, когда уже трудно было понять, что ее вызвало.
Зазвонил телефон. Вик прошел в коридор и снял трубку.
– Алло! – сказал он.
– Привет, Вик. Это Эвелин. Надеюсь, я тебя не разбудила?
– Нет-нет.
– Как Мелинда?
– Ну, не очень. Пьет виски у себя в комнате.
– Вик, вчера произошла такая трагедия…