— Какой позор… — шептала она из-под одеяла в… в сто какой-то там раз. Нет. Так дело не пойдёт.
— Позор ли? — меланхолично интересуюсь и откусываю кусок батончика. Я, конечно, знаю, что самокритика — это хорошо, но везде есть предел. А опуститься я ей не дам.
— Ты разве не обижаешься? — раздалось удивлённо.
— На фто?
— Ну… я… тебя… так с ходу… буквально заставила. А потом… гоняла… и чуть посреди коридора не… — последнее произнесли совсем тихо. Не владей я Силой, не услышал бы.
— Если честно, то даже хорошо, что это на тебя нашло, — честно признаюсь, загадочно рассматривая батончик. Эта сладкая фигня морально помогает собрать мысли, а то, если сейчас взгляну на неё, то точно не выдержу и начну тискать это воплощение кавая.
— М-м-м? — из-под одеяла показалась пара заплаканных глаз, в которых так и светилась надежда. Не тискать! Не тискать, я сказал! Шейд, держи себя в руках.
— Как бы это не прозвучало… — глотаю очередной кусок и откладываю сладость, — Но ты не просто мне нравишься. Здесь нечто большее. Так что ни о каких обидах не может идти и речи, — кошусь на неё, автоматом поглаживая щёку. — Можно ли это назвать любовью? Не знаю. Но в любом случае я бы в жизни в этом не признался даже себе, не то что тебе.
— Почему?! — удивлённо воскликнула она, полностью выбираясь из-под одеяла.
— Потому что я тогда не шутил. Я действительно не умею ладить с девушками. Дружить и встречаться — две разные вещи. Да и чувствую себя как-то неловко, когда речь заходит в таком ключе.
Ага, подходит к тебе девушка, а ты говоришь, что через два года умрёшь и смысла строить семью нет. Охрененно! Просто ох-ре-нен-но! Походу моральную травму заработал, не иначе. Или это я себя утешаю?
— А мне признался!
— Потому что ты первая начала. И начала так, что я просто не мог сказать «нет». Не захотел.
— А сейчас?
— А сейчас вообще не хочу! Я что, дурак, от такого сокровища отворачиваться? — Искренне возмущаюсь, полностью к ней повернувшись, и, схватив за ручки, подтягиваю ближе, — В том забеге ты показала себя настоящую. Ту, которую старалась спрятать под маской спокойной и твёрдой леди. Игривая, резвая, но в то же время мягкая и такая милая, что аж затискать можно.
— Затискать? — Вес в непонимании вскинула бровки.
— Ага. Вот, смотри, — и уложив сие чудо себе на колени, демонстрирую сказанное на деле. Ка-а-а-а-айф… какой же это кайф!
— Как я пофмотрю, тепе это уфафно нлавится, — я согласно киваю, продолжая глупо улыбаться, — Ну фсё, хфатит, — она перехватывает мои руки, сама поднимается, а глазами заглядывает в мои, — А ты точно не обижаешься? — спрашивает, приблизившись почти вплотную, — Это ведь… такой позор.