Вот оно что!..
— А если, допустим, — уже не столь уверенно продолжаю я, — если в обход податься, на Лисичанск?
— Тебе сколько суток Лев Ильич отвалил на всю эту музыку?
— Пять.
— Сам просил?
— Да.
— Ну и дурак, — спокойно констатирует Клименко. — Лишний день в запасе всегда не мешает иметь. Вот бы и пригодился для Лисичанска.
Черт возьми! Действительно, пяти суток маловато. Но Прут уехал на совещание в политотдел штаба армии, возвратится не скоро. Продлить командировку некому.
— Слушай, Алешенька, — неожиданно вмешивается Гельтур, — а почему бы тебе не плюнуть на мост?
Я поднимаю голову.
— Уже плюнул. Буду добираться через Лисичанск.
— А почему бы тебе, Алешенька, — с нарастающим торжеством продолжает Гельтур, — не плюнуть на Лисичанск?
Что он там еще придумал? Впрочем, об этом я узнаю минуты через три. Нужно же человеку время, чтобы поплясать на костях ближнего своего...
Через три минуты Гельтур наконец добирается до сути дела. Оттеснив меня и Клименко, он склоняется над столом.
— В лесу пока не развезло? — энергично спрашивает Гельтур.
— Не развезло.
— Значит, ты выйдешь к реке. Лед пока держится?
— Держится.
— Тогда зачем тебе мост?
Гельтур чувствует себя стратегом. Его руки с длинными пальцами парят над картой.
— Перейдешь реку вот здесь — и топай на Кременное, пока ноги несут!
Что ж, пожалуй, он прав. Лисичанск отпадает: на этот вариант у меня просто не хватит времени. Значит, план Гельтура лучший, хотя бы потому, что он единственный. Клименко, если судить по движению бровей, тоже думает так.
— Ну, что ж, — говорю я максимально кислым тоном, — пожалуй, можно и так.
— Можно и так! — возмущается Гельтур. — Ты лучше скажи мне, как можно еще?
Я пожимаю плечами.
Теперь остановка только за солдатом, который пойдет со мной. Еще вчера я позвонил в полк и попросил прислать парня получше, из взвода пешей разведки. Дело мне предстояло нелегкое — на такое опасно идти одному. Солдат должен вот-вот явиться. Кстати, не он ли это?
Потеснив плечом в дверях нашего конюха, в комнату прокуратуры бочком вваливается розовощекий богатырь. И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове у парня сидит прямо, без лихости, основательно. Вещевой мешок набит до отказа. На коротком ремне тускло поблескивает вороненой сталью новый, словно со склада, трофейный автомат. Богатырь докладывает, обращаясь к Клименко, как к старшему в звании:
— Ехврейтор Хвыленко. Прибыл по вашему приказанию!
— То к нему, — кивает на меня Клименко.
Я подхожу к солдату, протягиваю руку.
— Лейтенант юстиции Кретов.