— Почему ты не стала есть? Мы шли весь день и весь вечер — спросил он.
— Я не проголодалась, — ответила хюльдра и неопределенно добавила; «Да и весна, как-то…» — Она замолчала и положила голову на плечо Рагнара. Тот не стал больше ничего спрашивать и какое-то время они сидели вдвоем. Потом она по-кошачьи прогнула спину и, не вставая, опрокинула Ворона на спину. Тот засмеялся, она вторила ему. Прямо над ними, на суку, сидела огромная сова и задумчиво смотрела вниз.
Чуть погодя, Ворон снова сел у огня, а хюльдра осталась лежать.
— Как твое имя, хюльдра? — спросил Рагнар, но тут же спохватился, — не надо.
— Вовремя, — невесело усмехнулась хюльдра. — Если тебе мое имя просто для того, чтобы звать как-то, то не спрашивай, на «хюльдру» откликнусь. А если передумал и жениться хочешь — спроси, я отвечу.
— Прости, — сказал Ворон. Он был недоволен собой. Спороть такую глупость! Спросить имя у хюльдры, которая хочет взять тебя в мужья.
— Я все сказала, — повторила хюльдра, — попусту не спрашивай, а спросишь — быть тебе моим мужем. — И тоже села у огня, глядя на Ворона. Потом она спросила:
— Неужели мой хвост так тебе мешает? Нет, я бы поняла. Что же тогда? Семья? Нет у тебя жены. Я тебе не по нраву? Не хочу в такое верить! Не угодила чем? Скажи, я все сделаю, все, что скажешь. Я отдала бы тебе весь лес, а это далеко не только деревья и трава, звери и птицы! Я отдала бы тебе его тем, каким его видит только месяц и мы, Сокрытый Народ. Я отрыла бы для тебя все клады, которые я знаю, а я немало видела кладов. Я отдала бы тебе лунную дорожку на ночном озере, я научила бы тебя понимать птиц и зверей. Лес стал бы твоим морем. Или, если ты захочешь, я бы жила с тобой у людей, мне все равно! Что же ты молчишь?! — яростно рыкнула она и вскочила. Пламя облило ее красным светом, ночной ветер взъерошил гриву белых волос, глаза хюльдры хищно сузились.
— Саму себя злишь, — спокойно ответил Ворон. Он понимал, что только так, водой на раскаленный камень, можно говорить сейчас. А камень или треснет, или остынет, лишь бы самого не обдало. — Все я тебе уже сказал, хюльдра. Нет, и не будет у меня жены. И в Норвегии я не останусь, если буду жив. Я уйду далеко-далеко, за море. И никогда больше не вернусь сюда. Оставь все, как есть. Или, если пожелаешь, я уйду прямо сейчас. Что тебе милее?
Хюльдра, опустив голову, поникла под его словами, как цветок под ливнем. Ворону стало ее жаль, но он удержался от слов. Жалости хюльдра не простит, да и он бы не простил. Хюльдра подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза: