– Она называется «Девушка на качелях», – неопределенно ответил Новак.
– Да хоть мужчина на осле, – пожал плечами Кауфман. – Название мне ни о чем не говорит. Что на ней изображено?
– Девушка, в которую я был влюблен.
– Был? – уточнил Марк.
– Влюблен, – поправился Виктор.
– Ясно.
– До свидания, пан Кауфман.
– В твоем возрасте логичнее говорить «прощайте», – заметил Марк. – Можно и не дожить до следующей встречи.
– Вы всегда умели подбодрить.
Виктор положил на прилавок деньги и ушел. Марк долго смотрел ему вслед.
– Что значит оживить картину? – спросил Эзра.
– То и значит.
– Я имею в виду, как это выглядит? Например, он оживит картину с девушкой, и она выйдет из рамы? Станет настоящей?
– Наоборот. – Марк принялся вытряхивать трубку. – Это работает в другую сторону, ты можешь войти в картину.
– И что там? – округлил глаза Эзра.
– Не знаю, никто не вернулся, чтобы рассказать. Но логично предположить, что там то, что нарисовано.
– То есть Виктор встретится со своей возлюбленной?
Марк вычистил трубку, убрал ее в шкатулку. Потер шею:
– Не думаю.
– Почему? – удивился Эзра.
– У тебя есть мечта? – ответил Марк вопросом на вопрос.
– Да, – подумав, ответил Эзра.
– Представь ее хорошенько. В деталях. Представил?
– Да.
– А теперь представь, какой ты в этой мечте. Как ты выглядишь?
– Ну… – начиная догадываться, протянул Эзра.
– А теперь представь себя в этой мечте таким же склеенным по частям, как Виктор. Что-то уже не так привлекательно, да?
– Я почему-то никогда не думал о том, какой я в моих мечтах. Никогда не допускал, что к тому моменту я могу быть старым и больным. Я как бы по умолчанию такой, как сейчас, – задумчиво сказал Эзра.
– Он тоже. Причем в его случае все еще хуже. Там, в картине, – девушка, которую он нарисовал еще до контузии. То есть, наверное, еще до 1939 года. Молодая, красивая, нежная, она оборачивается и видит это чудом выжившее военное недоразумение. Это как сказать серферу, что за этой дверью рай, где идеальные волны, но пускают туда только безногих.
– Думаете, он не решится?
– Виктор – нет. Особенно учитывая, каким красивым он был когда-то. Если вернуться к аналогии с серфингом, то он был королем прибоя. Думаю, ему его уродство кажется совсем невыносимым.
– Так! – вдруг вскинулся Эзра. – Он думает, что он урод!
– И у него есть на это некоторые основания, – хмыкнул Марк. – А что?
Эзра не ответил. Он выскочил из лавки. Марк только посмотрел ему вслед. Прошло минут десять, прежде чем звякнул колокольчик и Эзра вернулся. Не один, с Виктором.
– Пойдемте! – Юноша буквально тащил старика за собой.