– Очевидно, ты не всегда была такой. Думаю, что, когда ты родилась, ты больше походила на филе, чем на гордость нации. Хотя, конечно, допускаю, что именно ты появилась на свет, маршируя…
Девочка задумалась. Потом махнула рукой.
– Итак, прапра любила вас без причины, даже несмотря на то, что вы трус и негодяй. – Девочка будто протокол составляла.
– Клянусь, меня никто так не полоскал последние лет восемьдесят.
Моника пропустила это мимо ушей.
– Сделайте ее снова молодой, – вдруг попросила девочка.
– Зачем? – удивился Марк.
– Чтобы она могла прийти сюда убедиться, что вы негодяй, трус и даже не красавец.
– А это-то мне зачем делать? – еще больше удивился Кауфман.
– Чтобы она вас разлюбила, – серьезно сказала Моника.
Марк смотрел на девочку, та угрюмо смотрела на него.
– Я не могу сделать твою прапра молодой, – развел руками Кауфман.
– Можете. Она сказала мне, что вы волшебник.
– Но это не значит, что я могу все, к сожалению.
– Даже волшебник из вас никудышный, – вздохнула Моника. – Но она все равно вас любит.
– А почему тебя это так беспокоит? – поинтересовался Марк.
– Потому, что она любит вас больше, чем меня, хотя я больше заслужила ее любовь! Вы трус, негодяй, хам и никудышный волшебник, а я умная, дисциплинированная и воспитанная!
Кауфман наконец понял, для чего нужен был допрос. Он покрутил в руке карандаш, подумал.
– Почему ты думаешь, что твоя прапра любит меня больше, чем тебя? – рисуя на газете треугольники, спросил Марк.
– Потому что она все время о вас говорит. Постоянно!
– Все немножко сложнее, чем тебе кажется, Моника.
– Нет тут ничего сложного! Сделайте так, чтобы она вас не любила! Вам все равно, а мне это нужно! – топнула ногой девочка.
– Я бы с удовольствием сделал так, чтобы твоя прапра меня вообще забыла, если бы мог. – Треугольники получались неровными и убогими. Марк отложил карандаш.
– Вы совсем никудышный волшебник, – сокрушенно покачала головой Моника. – Хоть что-то вы можете сделать?
– Могу поговорить с тобой, – пожал плечами Кауфман.
– Спасибо, с прапра вы уже поговорили в свое время, – отмахнулась Моника, – до сих пор забыть не может.
Кауфман улыбнулся и задумался. Моника, растерявшая весь свой пыл, как-то неловко мялась у прилавка.
– А почему ты просишь меня сделать так, чтобы твоя прапра разлюбила меня, а не полюбила тебя сильнее? – Кауфман откинулся в кресле и посмотрел в потолок на выключенный светильник.
– Потому, что вы недостойны ее любви, – ответила Моника. – Она не понимает, какой вы на самом деле. Ей кажется, что вы хороший человек. Она, конечно, злится на вас за то, что вы ушли, но все равно любит.