Тут подбежал шишкинский пастух Фрол и подсказал маме, что их надо срочно и беспрестанно гонять, пока «не промкнет», иначе домой они не дойдут, дорогой сдохнут. Он пояснил нам, что они съели «нехорошую траву». Ладно, если обойдется, иначе сидеть маме за решеткой. Мы с перепугу не дали им остановиться… Вдруг они задрали вертикально хвосты и выпустили небывалой мощности высокие столбы вонючей зеленой жидкости. Брюхо их на наших глазах стало опадать. После этого действа поскотина осталась обильно политой телячьими отходами и была похожа на современное абстрактное произведение художника-модерниста. Мы гнали стадо домой. Вечерняя прелесть лета уже не завораживала. Мы напряженно молчали, не нарушая тишину даже тихим голосом. От испуга, перегрева на солнце, голода пастушки были бледны, как покойнички. Подгоняя стадо к селу, у меня вдруг закружилась голова, и я начала терять равновесие. Из носа хлынула кровь. Подбежала испуганная мама.
– Ой, Господи! Только этого еще не хватало. Таня, рви репейные листья да к голове прикладывай, а я телят на ферму погоню, а то разбегутся. Тут мне новая беда придет. Лучше всего ложись на траву и переносье зажимай.
Долго лежала я на траве, захлебываясь собственной кровью. Лишь одно было хорошо: мягкая густая трава дышала прохладой и успокаивала. Это событие было новым для меня потрясением. А вскоре и солнце на закате показало свое красное темя, но этот закат алел тоской и усталостью.
После жарких дней, как всегда, зарядил дождь. Он был разный: то бусил, как из сита; то лил как из ведра, оставляя пузыри на лужах и отплясывая по окну. Мама не радовалась дождю, а ругала его:
– Ишь как разошелся, окаянный, а то не подумал, как мне от тебя спасаться, даже клеенки нет закрыться с головой.
Как часто приходила мама мокрая до нитки: ни дождевика не было, ни сапог. Ей пообещали дать в колхозе резиновые сапоги. Как-то вечером принесла она эти сапоги, на которые у нее были розовые надежды. Она рассматривала эти сапожищи и недоумевала:
– Кто их придумал? Изгаляются над народом все кому не лень.
Сапоги эти были резиново-литые, с толстой тяжелой подошвой, на тяжелом невысоком каблуке. Ноги в них мокли. Внутри резина, «никакой тряпки не налепили». (Фланель в сапогах появилась несколькими годами позже, как и блеск на них.) Эти были серого цвета, с тупыми широкими носами, на три размера больше, чем ее нога. К тому же тяжелые настолько, что к вечеру себя не потащишь.
– Зачем я их взяла, дура! Только зря в славу залезла: Лизу обеспечил колхоз сапогами. Выходит, позаботились о пастухе. Да на них только плюнуть.