Прошло с четверть часа, на протяжении которых Филипа мучали газы. Азия плохо действовала на его желудок. Он тихо гадал, распространяется ли всеприемлющая философия и глубочайшее смирение Пунт-Кумбума на пускание ветров. Вполне возможно: в зале курилось множество благовоний. Из предосторожности Филип высвобождал пучащие живот пузыри очень постепенно, серией мелких выхлопов.
За протяжным звуком рога (которым Филип благодарно воспользовался) последовал всплеск воодушевленных ритуальных песнопений. Престарелый монах, возглавив небольшую процессию, вывел ее в переднюю часть зала. Когда снова установилось молчание, он сел и простер перед собой руки. Кто-то из сопровождающих возложил на них белый шелковый шарф. Второй прислужник опустил на шарф книгу. Раздался новый взрыв песнопений, чуть приглушеннее.
Сэнди придвинул голову к Филипу и прошептал:
— Настоятель отнюдь не всегда читает на собрании. Вам очень повезло.
Филип просто кивнул. На большее он сейчас был не способен. Во время недавнего метеоризма он держался так напряженно, что теперь, когда ему полегчало, чувствовал себя совершенно опустошенным. Все кругом было чуждо и тускло. Покой — или хотя бы сон — манил его, призывал сбежать из этого диковинного скопления оранжевых птиц. Он заставил себя сесть попрямее.
Настоятель приступил к чтению. Сперва собравшиеся внимали его словам в почтительном молчании. Тонущие в тенях бронзовые лица были внимательны и бесстрастны. Через четыре минуты кто-то прервал его. Настоятель вскинул суровый взгляд, но потом улыбнулся. Из глубины зала раздался выкрик — должно быть, шутка; послышался смех. Несколько монахов одновременно вскочили на ноги, хором скандируя какую-то фразу — и сами же себе зааплодировали. К ним присоединились другие. Из тускло освещенных глубин одинокий голос произнес одно-единственное слово, повлекшее за собой настолько звучную декламацию, что Филипа пробрало до костей.
Монах, вручивший настоятелю книгу, вскинул руку. Дукханг мгновенно затих. Чтение возобновилось.
Через некоторое время до Филипа дошло, что настоятель читает на разные голоса. Это была какая-то история.
Вскоре чтение прервалось снова. Юный монах произнес короткую пылкую речь. Несколько его соседей тоже вскочили, салютуя сжатыми в кулаки руками. Один из них потряс связкой колокольчиков. Пожилой монах, сидевший неподалеку от Филипа, поднялся на ноги и тут же был встречен почтительным молчанием. Он говорил добрую минуту, а потом сел. Совершенно очевидно, он опроверг все, сказанное юным монахом. Что удивительно, похлопали и ему.