Голос писца называл, а рука записывала названия всего, что скользило внизу. Филип с твердой уверенностью спящего знал — каждое слово навеки впечатывается в его память, подгружается в мозг. Он чувствовал, как его поглощает ненасытное счастье.
Он проследил взглядом русло реки, серебристой, потом молочно-синей, потом бирюзовой. Она обхватывала три обнесенных крепостными стенами города, а затем, после могучего водопада, скрывалась в лесах, казавшихся поначалу безбрежными. Однако закончились и они, и началась плодородная волнистая равнина, сшитая из лоскутов полей, лугов, рощ, деревушек и зеленых выгонов, на которых могли бы играть, но не играли дети.
Неизмеримое время спустя горизонт надвигающейся земли начало заволакивать тьмой. Сперва Филип думал, что магия писца-грема дотянула мир до наступления ночи, но когда тьма приблизилась, понял, что видит пред собой огромную черную тучу с плоским брюхом. Она отбрасывала на земли под ней тень, создаваемую полнейшим отсутствием света.
Это Фулы, царство Морла, — объявил голос Покета. — Далее мы не ходим. После этого места Общий План нам неизвестен.
Медленное вращение мира прекратилось.
Вглядываясь вперед, Филип видел, что из тьмы на равнину выходит решетка абсолютно прямых дорог. По ним, вдоль и поперек решетки, медленно и неустанно двигались колонны каких-то существ — с этой высоты они казались термитами. Повсюду пылало множество пожарищ, но термиты бестрепетно проходили через них.
Огнельты, пояснил голос грема, и от этого слова во сне словно бы стало холоднее.
Королевство завертелось в обратную сторону, и Фулы отступили. Филип не отследил потери высоты, но теперь он находился гораздо ближе к поверхности и различал подробности, которых не заметил раньше. Равнину испещряли темные пятна, где были сметены с лица земли целые деревни — словно бы размазанные огромным грязным пальцем. Лес изборождали полосы поломанных деревьев. Два из трех городов лежали в развалинах — башни их обвалились, в крепостных стенах зияли проломы. Там, где горы сбегали к морю, Филип различал в укромных бухточках почерневшие ребра и хребты сожженных кораблей. Груды камней на плато Фаррин оказались руинами городов, разрушенных, по всей видимости, каким-то прокатившимся по плато катаклизмом.
Где-то вдали раздался голос, и Филип понял, что говорит он сам.
— Что тут произошло?
И в тот же миг он превратился в жидкость и дождем пролился вниз. А когда снова стал самим собой, мир исчез. Филип непостижимым образом знал, что вернулся в подземный чертог. Старческий надтреснутый голос все так же бубнил невнятицу. Покет тараторил на немыслимой скорости, перо летало по бумаге, а чернила снова отчаянно старались не отставать. И Филип видел все то, что они описывали.