Вместо этого он плюхнулся на кровать, раскинул руки в стороны и задрал подбородок, абсолютно уверенный в себе.
– Проверим в другой раз тогда. Порази меня гром, Филлипс, покажи, что там у тебя?
Я залезла под кровать и вытащила доску для заметок.
– Я поняла, что во временной линии ваших отношений чего-то не хватает.
Броэм удивленно качнул головой.
– И ради этого ты притащила это из дома своей мамы?
– Всегда пожалуйста. Мы многое знаем о том, что работает с вами, парни, но мне не совсем ясно, что не работает. Итак, первая ссора?
– Господи Иисусе, без понятия, – сказал Броэм, как только я подготовила ручку и бумагу, чтобы добавить запись на доску. – Как я должен это помнить?
– Много ссор, – пробормотала я, записывая.
– Нет, мы нечасто ссорились.
– В таком случае ты спишь спокойно, приятель. Ладно, что насчет самой часто повторяющейся ссоры?
– Больше всего мы ссорились из-за того, как часто должны писать друг другу.
Я кивнула и принялась рисовать. Женская и мужская фигурки-палочки с нахмуренными бровями. Я нарисовала речевое облако над женской фигурой и написала там: «Пиши мне больше».
– Нет, – сказал Броэм.
Я взглянула на него.
– Это примерно и не должно быть слово в слово.
– Нет, я имею в виду… – Он вдруг почувствовал себя неловко. – Это я хотел больше общаться. Не она.
И впервые у меня не оказалось слов. Что я должна говорить, когда все мои представления о Броэме рассыпались на тысячу пикселей и перестраивались, чтобы рассказать историю человека, который совсем не был похож на версию, созданную в моей голове? Та версия Броэма боялась обязательств. Он отталкивал людей, как только они становились слишком близки. Он сторонился того, за что другие цеплялись. Он не подпускал никого близко.
Но это, по-видимому, совсем не так.
Слова какое-то время вертелись у меня на языке, прежде чем я выдавила:
– А-а. Поняла. – Я начертила стрелку от речевого облака и провела ее к фигурке Броэма.
– Кажется, ты чертовски удивлена.
Я сжала губы и продолжила рисовать.
– Не надо быть такой сексисткой, Филлипс, – беспечно продолжал Броэм, снимая со свитера ворсинку. – Подобные предположения заключают меня в клетке ядовитой маскулинности.
Пульсация в челюсти дала мне понять, что я крепко сжимаю зубы. Я провела языком по губам, чтобы расслабиться, и дорисовала фигурке Вайноны новое речевое облако: «Нет! Ненавижу твое лицо!!»
– Как ты узнала, что она так сказала? – спросил Броэм с притворным изумлением. – Ты волшебница.
– Привела ли ссора к расставанию? – поинтересовалась я, вешая новую картинку на доску.
– Почти. Думаю, что поставил ей ультиматум.