Когда дыхание Броэма пришло в норму, а кабинка выровнялась, он продолжил:
– После каждого возвращения она делала вид, что ничего не произошло, и говорила, что просто была занята. С одной стороны, я ненавижу себя за то, что был таким требовательным, когда она пыталась жить своей жизнью. Но потом я стал задумываться, насколько сильно я ее заботил, если она не могла найти и тридцати секунд за две недели каникул, чтобы ответить на сообщение.
Произнося последние слова, он взглянул на меня. Облизнул губы и пожал плечами. Он определенно ждал совета.
– Не похоже, что она хотела быть жестокой, когда так себя вела, – начала я. – Это же не было последствием ссоры или попыткой заставить тебя уступить в какой-то ситуации, верно?
Тень улыбки показалась на лице Броэма.
– Нет, конечно, – ответил он. – Она не сделала ничего плохого. И я никогда так не думал. Я знаю, что был требовательным, и совершенно нормально уделять время себе. Она ничего не должна…
– Ну, – перебила я. – Не совсем. Потому что на самом деле вполне нормально просить общения от своей девушки.
По его виду можно было подумать, будто я сказала, что океан сделан из горячего шоколада, а травинки – из перечной карамели.
– Конечно, она имеет право быть занятой, но, когда ты в отношениях с кем-то, ты подписываешься уважать его. Она могла сказать, что дела идут не очень. Она могла сообщить, когда все уже наладилось. Ты знаешь, что в западном менталитете очень ценится независимость. Нельзя сказать, что ты ужасный человек, если тебе необходима близость. Ты не был навязчивым и никого не обидел. Просто твои потребности не удовлетворялись.
Он вцепился в край сиденья побелевшими пальцами. Интересно, заметил ли он это?
– Она не плохой человек.
– Я знаю. Как и ты.
Внезапно его взгляд стал стеклянным, а губы сжались. Казалось, что-то из сказанного мной задело его за живое. Интересно, часто ли Александр Броэм такое слышал? «Ты – не плохой человек.»
Броэм находился в замешательстве. Казалось странным, что парень, который вел себя с такой уверенностью, заявляя, что он достойный и привлекательный, устрашающий и знающий все о флирте, теперь может быть ранимым и неуверенным.
Он откинул голову назад и глубоко вздохнул, как будто пытался втянуть эмоции обратно.
– Так, и что мне теперь делать, учитель?
У нас был лишь один выход.
– Ну, тебе остается только прочувствовать это.
Он поднял бровь.
– Прочувствовать?
– Просто высвободи это. – Я подняла руки вверх. – Скажи: «К черту этот отстой». Потому что это так. Это отстой, отстой, отстооой.
Он уставился на меня.