Но Броэму не нужно было ничего говорить, чтобы я его услышала. Он просто передал мне свой телефон.
На экране – фотография его мамы в купальнике на пляже. Это было селфи, сделанное мужчиной, сидевшим рядом с ней. Он был смуглый, с глубокими ямочками на щеках и густыми бровями. Он обнимал мать Броэма, обвивая ее талию руками. Не по-дружески.
Дождь перешел в муссон, и Броэм наклонился, чтобы вместе со мной посмотреть на фото.
– Это парень, с которым мама сейчас изменяет отцу, – сказал он. – Их было несколько.
Вот дерьмо.
– О, боже. Мне жаль.
– Не нужно, мне не нужно сочувствие. Это так, к слову. – Он сунул телефон в карман. – И не надо винить ее. Это как ситуация «что было раньше: курица или яйцо». Отец дерьмово к ней относится, она пьет, чтобы справиться с этим, а выпивка делает ее ужасной, они бесятся, она ему изменяет и даже не пытается скрывать это, он все узнает и бесится еще сильнее. Так происходит уже много лет.
– Это ужасно.
Его лицо не выражало никаких эмоций.
– Я привык к этому. Именно это и происходило, когда я тебя пригласил. Он пришел к маме, и отец вернулся домой. Он так делает иногда, чтобы спалить ее на чем-то.
– Она даже не пытается скрывать это?
– Нет. – Сейчас Броэм хотя бы улыбнулся. Но улыбка оставалась холодной и безрадостной. В его глазах не было блеска. – Может, она хочет, чтобы он сломался и подал на развод. Может, хочет заставить его ревновать и относиться к ней лучше. Кто, черт возьми, вообще знает?
«Коуч Прис Пламбер, скорее всего», – раздался голос в моей голове, но я решила не поднимать эту тему. Казалось, Броэм не ждал ответа.
– И, – продолжил он, – они уже почти начали свои разборки, поэтому я проводил тебя так быстро, как только смог.
Господи. Я была такой идиоткой. Как я могла купиться на такое слабое оправдание? Я думала, что его излишняя жестокость соответствовала образу, который я для него создала, поэтому не подвергала это сомнению, как должна была бы. К тому же я зациклилась на том, что Броэм критикует мои навыки, поэтому все остальные причины вылетели в трубу.
Ха. Была вероятность, что у меня проблемы с принятием критики.
Мне стало стыдно за свое поведение в тот день.
– Почему ты не сказал, что именно из-за этого выставил меня?
– Потому что это позор. К тому же я думал, это довольно-таки очевидно.
Тушé.
– Хорошо. Но я бы не стала тебя осуждать. Просто чтобы ты знал. У моих родителей был очень грязный развод. Я понимаю, какой это отстой.
– Да?
– Да. Расставание было очень тяжелым. Сейчас они довольно неплохо ладят, но до развода почти два года ругались ночами. А после спорили из-за меня и Эйнсли. Если они не злились из-за того, что один хотел, чтобы мы присутствовали на мероприятии, а другой не хотел меняться выходными, – то злились, поскольку один планировал отдать нас на выходные, чтобы заняться своими делами, а другой не хотел брать нас. Как будто каждый сначала понимал, чего хочет другой, а потом отказывался идти навстречу. И мы с Эйнсли всегда были козырями. Как единственные карты, которые остались у мамы и папы, чтобы причинить друг другу боль, и они, черт возьми, не стеснялись использовать эти карты, понимаешь?