— Пусть тогда граф и графиня Кушелевы окажут мне честь, приехав ко мне на обед, — заявил я, верный своим принципам, — и я познакомлюсь с ними так же, как познакомился с вами.
— Не приличнее ли будет вам лично пригласить их? — спросил Хьюм.
— Прекрасно; я буду иметь честь представиться им завтра в гостинице «Три императора».
— Почему же не сегодня вечером?
— Да потому, что мы с вами не расстанемся, надеюсь, раньше одиннадцати часов или полуночи.
— Но это раннее время для графа и для графини: они никогда не ложатся спать прежде шести утра; так что мы можем отправиться туда в одиннадцать или в полночь, и это будет способ расстаться, не расставаясь.
Я повернулся к Делаажу, который был близким другом семейства Кушелевых.
Кивком он дал мне понять, что такой визит будет вполне естественным и уместным.
— А давайте представим им сегодня и господина де Сансийона, — добавил Хьюм, — чтобы одним ударом убить двух зайцев.
Я не стал интересоваться, буду ли я при этом первым зайцем или вторым, и согласился.
В тот же вечер нас представили графу и графине.
Я покинул гостиницу «Три императора» в пять утра, дав себе слово не ходить впредь в дом, откуда выходят в подобный час.
На следующий день я явился туда снова, и ушел в шесть утра.
Я явился туда и днем позже и ушел в семь.
Правда, там, в этой волшебной гостиной, Сивори играл на скрипке, Ашер — на фортепьяно, а Мери говорил.
Но от этого мои романы не продвигались вперед.
И потому я три дня подряд не посещал графа.
На третий день Кушелевы прислали за мной экипаж. Хьюму и Сансийону было поручено схватить меня за руки и за ноги и, хочу я того или не хочу, доставить в гостиницу «Три императора».
Догадавшись, что на меня готовится покушение, я решил обороняться подобно Трое или Севастополю.
Но человеческая плоть слаба: я вздохнул и последовал за двумя своими жандармами.
Упомянем попутно один факт, доказывающий, что Хьюм вовсе не лишился своего дара, как ему было угодно говорить.
Мы ехали по Амстердамской улице, сидя в коляске, запряженной парой лошадей: Сансийон и я — на заднем сиденье, а Хьюм — на переднем.
Внезапно послышался страшный шум, как если бы за нами гналась грохочущая небесная колесница. Я приподнялся и оглянулся.
Фиакр, влекомый — ведь все возможно — взбесившейся лошадью, вихрем мчался по Амстердамской улице, и нам грозило вот-вот быть раздавленными.
Я крикнул нашему кучеру:
— Правее! Правее!
Взяв вправо, кучер избежал удара.
Но, поскольку он не понимал, что происходит, я крикнул ему громче.
— Ничего не бойтесь, — спокойно сказал Хьюм, — вы находитесь со мной.