«Здорово! Хорошо! Замечательно!»
«Вале Половиковой 18 лет, и она гордится этим. Гордится, потому что она член ВЛКСМ, потому что она играет в театре Ленинского комсомола. Валя говорит: «Как хорошо, что комсомол дал нам такой театр. Ведь ни в одном другом театре я не смогла бы в 18 лет, на второй год моего пребывания в театре, видеть такой результат своей работы. А ведь так хочется, чтобы все было хорошо и чтобы создано только своими руками. Два с половиной месяца я работала над ролью. Тяжело было и приятно. Приятно, что доверили такую серьезную роль, и вместе с тем страшно боязно — выйдет или нет ? Но я решила — должно выйти, иначе какая же я комсомолка ?»
Интервью смешное. В духе времени. Комсомолец не может подвести! В жизни все по-другому. Валя не случайно с первых дней премьерствует. Она юная, но нахальная, по-хорошему пробивная, и хватка у нее настоящая. В театре много талантливых девочек, но роль досталась ей. Она пока не белокурая красавица, веснушки, длинный нос, толстые губы. Но среди подруг — первая.
Как только появилась пресса на спектакль, критики — все без исключения — отметили ее несомненный талант.
«Изверги естества»
На спектакле Московского ТРАМа
«Вряд ли знает трамовский зритель о горячих спорах, звучавших в 60-е годы по поводу пьесы Островского. Есть ли это «приторное приукрашивание» патриархального купеческого быта, как писал Чернышевский, или здесь разоблачается «бессмыслие самодурства», как утверждал Добролюбов? И действительно ли в образе Любима Торцова Островский дал опоэтизированное изображение «правды и совести русской народности»?
Время переставило акценты в пьесе. Нашего зрителя, как и театр, менее всего волнует «проблема Любима Торцова». Каков бы ни был процент приукрашивания отдельных элементов старого быта (а оно, бесспорно, имеется в пьесе), — слишком уж чужд зрителю весь этот быт, слишком неприглядны его основы, чтобы в какой-то мере обмануться в истинном его характере.
«Изверг естества»! — так называет самодура Гордея Карпыча Любим Торцов. Но не только ли самодур-купец является «извергом естества», человеком, нарушающим элементарные человеческие права своих ближних, родных, подчиненных? Не покажутся ли зрителю «извергами естества» (другого рода, конечно) и лица «страдательные» в пьесе, молодые люди купеческого дома, покорно склоняющие головы перед оголтелым самодурством...
...Заслуга театра, что именно эту тему — об «извращении человеческой природы», о «рабской форме» жизни в буржуазном обществе — он сделал основной в спектакле.
Зрители замечательно слушают пьесу. Своеобразным аккомпанементом происходящему на сцене служат почти непрерывные реплики из зала: то гневные, то насмешливые, то радостные реплики, звучащие порой на фоне — не будем скрывать! — многоголосого всхлипывания. И то, что зритель так искренно, так сердечно (слово это здесь, пожалуй, будет наиболее точным) воспринимает старую пьесу, говорит, что спектакль дошел в своем замысле...