Потолкавшись еще какое-то время в пресс-центре, мы возвратились на поезде-автомате на берег, в город. Яша поймал такси. В салоне было прохладно. Водитель в строгом темно-синем костюме и в белой рубашке с галстуком, в белых нитяных перчатках прежде всего нажал кнопку телевизора, и перед нами засветился цветной экран. Передавали очередной матч первенства страны по гольфу — игра для меня малопонятная и потому неинтересная. Мне оставалось лишь удивляться, чему так бурно восхищаются трибуны, набитые до предела болельщиками.
— Эта американская игра просто-таки переполошила Японию, — сказал Сузуки, приглушая звук телевизора. — Эпидемия какая-то — и только. Специальные магазины со снаряжением, кстати, стоящем безумно дорого, журналы, многочасовые передачи, спортлото и сумасшедшие болельщики… Я не хожу на матчи… «Спартак» — «Динамо» — это зрелище!
— Ты имел в виду киевское «Динамо»? — спросил я строго.
— Можно и киевское, — немного растерянно ответил Сузуки.
— Только киевское! Разве ты не знаешь, что оно снова возвратилось в лидеры советского футбола, хотя еще год назад никто не сомневался, что команда агонизирует. Подумать только, десятое место в розыгрыше первенства страны!
— Там по-прежнему Лобановский, так, кажется, зовут тренера?
— Снова Лобановский. Он походил некоторое время в старших тренерах сборной СССР, но стоило ему проиграть один-единственный матч, как его уволили без выходного пособия.
— Что значит «без выходного пособия»? Без пенсии? Ведь он, кажется, молод?
— Это значит, что вообще хотели запретить тренировать команды высшей лиги.
— Разве такое возможно? — искренне удивился Сузуки. — Разве он совершил преступление?
— Кое-кто думал, что возможно. Но, слава богу, не все и у нас теперь решается единолично…
Мы вышли на какую-то узкую, заставленную выгородками и лотками улицу. На уровне третьего этажа по старинной, кирпичной кладки эстакаде прогрохотал поезд городской электрички. Мы перебрели улочку, вступили в полутемную прихожую и оказались внутри густо заселенного столами и людьми ресторана. Щекотали ноздри ароматы еды, было шумно, гремевшие над головой вагоны заставляли людей разговаривать громко и суетливо. Столики были заняты, и мы устроились на высоких, но удобных вращающихся креслах за стойкой, где разливали пиво, выдавали официантам блюда с пищей, вели переговоры с кухней трое ребят — двое похожих парней с утомленными, лоснящимися от пота лицами и миловидная девчушка в белом кокетливом передничке. Они с такой быстротой выбрасывали продукцию, что напоминали автоматы: ни секунды простоя, даже словом не обменяются, ни единого лишнего движения. Яша негромко сказал что-то — я и то едва расслышал, а парень, на секунду отвлекшийся к нам, успел все записать на листке-счете, что тут же положил перед нами, и уже отпрянул назад, крикнув что-то в темный кухонный зев, быстро наполнил два толстостенных бокала пивом и, бросив картонные кругляши перед нами, аккуратно опустил кружки.