— Ловлю на слове, Павел Феодосьевич!
— Ну-ну, не зарывайся…
— Паша, — обратился я к Савченко по имени: делалось это в редчайших случаях, хотя мы и были старыми и верными друзьями. — Паша, ты можешь мне пообещать, что сделаешь возможное и невозможное, чтобы разбирательство дела Добротвора было максимально беспристрастным?
— Это ты уже загнул, я же говорил — не зарывайся. Он — сборник, судить его будут в Москве, в комитете достаточно компетентных и справедливых людей…
— В этом хотелось бы удостовериться. Боюсь, однако, что никто не захочет вникнуть в суть, доискаться до причин. А разве это не важно — добраться до корней, до истоков, как и почему известный атлет, человек с чистой биографией мог пасть так низко? Кто виноват — он один или есть еще и соучастники? Ведь если такое случилось, нужно сделать выводы не только по конкретному случаю, а увидеть явление, ведь с ним-то, явлением, и нужно нещадно во имя чистоты советского спорта, наших устоев бороться!
— Умерь свой пыл! Причины… следствия… Ты что, с луны свалился? Кто же это станет доискиваться до корней, эдак ведь самому себе и своей сладкой жизни собственными руками яму можно выкопать. Занесло тебя…
— Отчего же это — занесло? — Я кинулся в драчку. — Разве вы и ты в частности — не живете за счет спортсменов? Разве ты, Павел Феодосьевич, тренируешься по шесть часов ежедневно, гробишь — будем откровенны — собственное здоровье во имя рекорда или золотой медали, что может потерять свой блеск уже завтра, потому что появится более сильный или талантливый, разве ты видишь свою жену и детей в короткие перерывы между сборами и новыми сборами, между состязаниями и поездками, разве вы отказываете себе во всем — даже в полноценной учебе, своем будущем — и все во имя того, чтобы на флагштоке под звуки Государственного Гимна поднимался наш красный стяг? Да можно ли так легко списывать спортсмена?
— Говори, говори…
— Могу тебе со всей определенностью заявить: я докопаюсь до истоков этой истории, но рядом с Виктором Добротвором, если он окажется виновен, будут и его тренеры, и работники комитета. Словом, те, кто к нему лично и к этому виду спорта имел непосредственное отношение. Вещи, Паша, нужно… пора начинать называть своими именами! Во всяком случае так я понял Андропова, пусть он даже не успел сказать до конца все, что намеревался. Да вспомни, Павел Феодосьевич, свое время, когда ты плавал! Ты учился в инфизкульте и, кроме стипендии — студенческой, а не комитетской, — не получал ни гроша. Разве не ты плавал — громко сказано — мучился! — в крошечном, вечно переполненном бассейне на Красноармейской, съев перед этим полбуханки черного хлеба… без масла? У тебя не было ни плавок «Арена», ни очков, предохранявших глаза от убийственной концентрации хлора в воде, а ты был счастлив, когда удавалось побить рекорд. Вспомни Анатолия Драпея, Юру Коропа, Колю Корниенко — изувеченных войной, но сохранивших столько чистоты и любви к спорту. Ведь плавали не за деньги, не за блага и иностранные шмотки, что же случилось теперь?!