Чем обосновано такое положение — неизвестно. Но, стало быть, в управлении нашей страны есть определённое количество враждебных элементов, которые трудятся не на благо родины. По-другому я объяснить это не могу.
— И вы подозреваете меня в связях с японцами, и поэтому не пускаете внутрь?
— Ох, нет, просто меры предосторожности. — Оправдывался головастый.
— И в чём же состоит ваша проверка? — Приподнял я левую бровь и оглядел всех четырёх гопников.
— Ты должен показать нам свой аккаунт в телеграме. — Произнёс толстый.
— Нет-нет, мы не будем ничего читать. Просто пробежимся глазами. — Заморгал широкими глазами умник. — И если увидим намёк на общение с япошками, или их сателлитами, то, извини, Александр, но внутрь мы тебя не пропустим.
Оп-па. Ну всё, парни. Приплыли. На этом моменте запас моей невиданной доброты иссяк. Чего-чего, а уж показывать свои переписки в телеграме я вам точно не стану. Разбежались, лол.
— Вынужден не согласиться с таким предложением. Даю вам последний шанс, парни. Поверьте мне на слово, что я никак не связан с японцами, и пустите внутрь, иначе будет беда.
Большеголовый задумался. Вена на его лбу надулась, и веко задергалось. Качок захрустел шеей, худосочный начал переминаться с ноги на ногу, а жирный стал ещё жирнее.
— Прости, Александр. Я вижу, что ты хороший и честный парень, но… подвергать опасности свою мамулю я не могу. Так что, тебе придётся…
«Нет, это вам придётся».
Шагаю к двери. Туда, где стоит толстый. Остальные трое находятся по бокам. Я, по сути, окружён со всех сторон.
Использовать магию против дворовой шпаны — стыдно. Да и пустая трата энергии. Я без проблем разберусь с ними голыми руками, поэтому…
Толстый, увидев движение, тут же расставляет руки словно вратарь, и пытается схватить нарушителя. Качок с глистой также вскидывают руки и пытаются налететь на меня. Большеголовый нападать не спешит, а наоборот, отходит чуть назад, давая свободу подчинённым.
Проще всего вырваться из капкана через дрыща. Поэтому я приставным шагом ухожу влево, хватаю его за руку, тут же оказываюсь за его спиной и, выламывая руку, выставляю перед собой.
Пока тонкий бедолага мычит от боли, я отодвигаю его тело чуть в сторону и хлёстким ударом ноги бью по голени качку. Тот вскрикивает, хватает ушибленное место и подтягивает его к груди, прыгает на одной ноге.
Толстый начинает верещать и, забив на друга, испытывающего страдания из-за заломанной руки, кидается на нас. Я пинаю парня-зубочистку на толстого, и в это время добиваю качка джебом в нос.
Толстый, откинув тощего как мешок с лёгким дерьмом, кидается на меня. Но его останавливает оглушение двумя руками по ушам и последующий удар коленом в солнечное сплетение.