. То же самое и с другими городами, ставшими мишенями. Фучжоу больше не был Фучжоу; в нем
проживало 7,8 миллиона человек . То же самое для Сямыня:
7,1 миллиона . “Ведж”, — сказала она, его имя на мгновение застряло у нее в горле. — Многие люди называют это самоубийственной миссией.
Ведж сложил три листка бумаги, которые дал ему Хант, и сунул их в тот же карман, что и свою грязную тряпку. — Мэм, я не участвую в самоубийственных миссиях. Мы закончим с ней и вернемся сюда. — На мгновение Хант подумала, не сказать ли ему, что это не то, что она имела в виду под самоубийственной миссией. Но она передумала.
Ведж вытянулся по стойке смирно и был отпущен.
19:25 29 июля 2034 года (GMT+8)
Пекин
Прошло четыре дня, прежде чем Линь Бао понял, что его жена и дочь бежали из города. В последний раз он видел их, когда уходил на работу во вторник. Он остался в ту ночь в министерстве, как и на всю последующую ночь. Он пришел домой на следующее утро, в четверг, и проспал с девяти часов до трех часов дня, прежде чем вернуться в министерство. Он работал весь следующий день и всю ночь до субботы. Когда он вернулся домой к обеду, дом был пуст. Он начал задаваться вопросом, где же его семья. Когда он позвонил своей жене, она ответила с третьей попытки. Она и ее дочь остановились в деревне ее матери в сельской местности, в сотнях миль вглубь страны — “пока все это не закончится”, — сказала она. Линь Бао попросил разрешения поговорить с его дочерью, но она была на прогулке со своей бабушкой. — Я попрошу ее перезвонить тебе.
— Когда? — Спросил Линь Бао.
— Скоро, — ответила его жена.
Линь Бао не протестовал. Какое право он имел на это? Если уж на то пошло, он ревновал к своей жене и дочери. Ревновал к тому времени, которое они проводили вместе; ревновал к их безопасности, к их удаленности от столицы и к их решению покинуть ее. Он предавался собственным эскапистским фантазиям, представляя, какой могла бы стать его жизнь, когда он покинет флот. Он предавался одной из таких фантазий, когда поселился в своем пустом доме, роясь в почти пустом холодильнике в поисках какого-нибудь ужина. Рано утром следующего дня ему нужно было вернуться в министерство, чтобы проследить за возвращением "Чжэн Хэ" в территориальные воды. Он разогрел в микроволновке бургер с картошкой фри, свое любимое лакомство, хотя в микроволновке оно никогда не готовилось как следует. Бургер всегда получался пресным, картошка — сырой. Не такой, как в Штатах.
Он посмотрел на таймер. Он снова задумался, не будет ли он преподавать, когда закончится эта война. Мысль о возвращении в академию или в любой из военных колледжей его страны была непривлекательной. Их учебные планы были просто программами регургитации. Профессора не внесли никакого вклада в их разработку. Чтобы преподавать так, как он хотел, ему нужно было бы обосноваться на Западе. Однако с каждым днем нынешнего конфликта это все больше и больше казалось невозможным. И если он не мог преподавать, то, по крайней мере, использовал бы свой уход на пенсию, чтобы переориентироваться на свою семью, восстановить отношения с дочерью, которые потеряли теплоту, которую они знали во время их пребывания в Ньюпорте почти десять лет назад. "Никто не сможет отнять у него семью", — подумал он, когда сработал таймер на микроволновке.