Постепенно его глаза привыкли. Человек, задававший вопросы, был одет в зеленую униформу с расшитыми золотом эполетами, имевшими какое-то значение. У него было атлетическое телосложение, как у бегуна, и враждебное лицо с длинным шрамом в форме крючка, который тянулся от брови до нижней части щеки. Его нос был сжат в треугольник, как будто его много раз ломали и вправляли заново. В руках он держал нашивку с именем, которая была приклеена липучкой к летному костюму Веджа.
— Это не майор Ведж. Это просто Ведж. И только мои друзья называют меня так.
Человек в зеленой форме слегка нахмурился, как будто это задело его чувства. — Когда мы закончим здесь, ты захочешь видеть во мне друга. Он предложил Веджу сигарету, от которой тот отказался, махнув рукой. Человек в форме повторил свой вопрос. — Почему ты здесь?
Ведж моргнул. Он провел инвентаризацию пустой комнаты. Единственное окно с решеткой в углу, отбрасывающее квадрат света на влажный бетонный пол. Его кресло. Металлический стол. И еще один стул, на котором сейчас сидел этот человек. Судя по его эполетам, Ведж предположил, что он бригадный генерал. В дальнем углу комнаты стояло ведро, которое, как предположил Ведж, было его туалетом. В ближнем углу лежал коврик, который, как он предположил, был его кроватью. Над циновкой в стену были вделаны кандалы с цепью. Он понял, что они планировали удержать его, пока он спит — если они позволят ему спать. Комната была средневековой, за исключением одной камеры. Он висел высоко в центре потолка, у его основания мигала красная лампочка. Он записывал все подряд.
Ведж почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он поймал себя на том, что думает о своем прадедушке, об историях об оружейных прицелах, отмеченных жирным карандашом на его козырьке, и о Паппи Бойингтоне, величайшем из морских асов. Паппи тоже оказался в плену, закончив войну в японском лагере для военнопленных. Он также подумал о том, как его дед бил змея и затылка на севере в I корпусе, в то время как дети дома курили травку и сжигали свои призывные карточки. Наконец, и в некотором смысле с наибольшей горечью, он подумал о своем собственном отце. Ведж боялся, что старик может считать себя ответственным, если его сын окажется гниющим в этой тюрьме. Ведж всегда хотел быть похожим на своего отца, даже если это убивало его. Впервые ему пришла в голову мысль, что это возможно.
Бригадир еще раз спросил его, почему он здесь.
Ведж сделал то, чему его учили, чего требовал Кодекс поведения: он ответил на вопрос бригадира, назвав только свое имя, звание и служебный номер.