— Кто-нибудь ещё предлагал вам заключить сделку?
— Ну, нет — не то, чтобы. Я хочу сказать, они узнавали цену, но ничего не предлагали.
Он робко улыбается и берёт чек.
— По крайней мере, никто из них не выкладывал на стол деньги.
Он поднимается.
— Думаете, люди с ранчо на севере согласятся?
Бледное лицо Молодого Джо залилось краской.
— Ах, чёрт, — говорит он. — Всё это только слова. Это я хотел получить наличными. Я решил, что мне будет проще получить наличные, если я скажу про ранчо. Конечно, они не против оплаты по частям. Просто, мне не хотелось растягивать уплату на годы. Я хотел устроить всё как можно скорее.
— Табличка «Продаётся» висела у вас в окне с января, — замечает Джуит.
— Да.
Молодой Джо вновь задумчиво смотрит на чек и вздыхает. Затем он с последний раз поднимает глаза, усмехается и говорит:
— Ладно, была не была, — и жмёт руку Джуиту. — Когда вы хотите заняться бумагами?
Джуит развязывает узел на крышке багажника. Он кидает верёвку внутрь и нагибается, чтобы вынуть ящик. Он боялся, что тот окажется слишком тяжёлым. Так оно и есть. Надо было заплатить парню, который укладывал его в багажник. Тогда он поехал бы с Джуитом и помог бы донести ящик. Джуит ставит коробку на подпорную стену в самом начале ступеней, и смотрит на очертания дома, что виднеются за тёмными ветвями гималайских кедров. Подъём предстоит долгий. Он возвращается, чтобы захлопнуть багажник, обхватывает картонный ящик и начинает подниматься вверх по ступенькам. Старые строгие деревья отбрасывают какую-то тень, однако прохладнее от этого не становится. Пройдя десять ступеней, он чувствует, как пот градом стекает по его рёбрам. Устали руки, устали ноги, не хватает дыхания. Он не представляет себе, как преодолеет этот подъём, однако, каким-то образом преодолевает его. У крыльца он не то, чтобы ставит, а скорее бросает этот ящик на землю. Тот издаёт громкий и гулкий звук Ему надо сесть, и он садится на деревянные ступени. Он слышит, как за его спиной отворяется дверь.
— Оливер? Что это?
В горле и во рту у него сухо. Он не может ответить. Он только тяжело дышит. Он слышит, как приближаются её хромые шаги, туп-туп, туп-туп. Он слышит, как она издаёт удивлённый счастливый возглас.
— Боже мой, телевизор! Цветной телевизор! Оливер, как это замечательно. Тебе не следовало.
Она целует его в макушку, как делала их покойная мать.
— Это прекрасно!
В молодые годы она становилась импульсивной и быстрой, когда радовалась чему-то. И вот, как в молодости, она усаживается рядом и обнимает его.
— Ты так добр. Ты так добр ко мне.