Никакого права испытывать неприязнь к больнице у него нет. Однако он испытывает её, потому что Сьюзан уже никогда отсюда не выйдет. Именно поэтому её сняли с учёта в Медицинском центре Университета, куда он столько раз отвозил её в начале года, когда зловещая хватка болезни была крепка. Теперь её прикрепили к этой больнице. Ей переливали кровь. Однако, все тромбоциты, которые у неё были, погибли. И новые не появятся. Теперь в Медицинском центре ей уже не могут оказать такой помощи, которую не могли бы оказать в обычной больнице. Кроме того, сама она хочет быть ближе к дому.
Ночь. Он читал ей вслух. Бледная и истощённая, она лежит в постели. Над кроватью висит флакон с жидкостью, по прозрачной резиновой трубочке в её вену сочится здоровье. Но всё напрасно. Она дремлет, пробуждается, дремлет снова, порою мягко посапывая. Однажды, должно быть, сквозь сон, она простонала, что у неё першит в горле, детским, капризным голосом. В горле у неё стало першить ещё до того, как она позвонила на скорую помощь — ни об этой простуде, ни о том, что вернулись слабость, носовые кровотечения и синяки она ни словом ему не обмолвилась. Она не желала принять того, что с нею происходило. Рассказав ему, она заглянула бы правде в глаза. Ему или кому-нибудь другому. Он закрывает книгу, закладывает её пальцем и ждёт, когда она подаст знак, чтобы он продолжал.
По коридору, цокая каблуками и шурша накрахмаленными халатами, проходят сёстры. Смуглые и чернокожие санитары провозят мимо палаты каретки с бельём и едой. Каретки с лекарствами издают нежный звон. Откуда-то из коридора доносятся звуки телевизора. На сестринском посту время от времени дребезжит телефон. Пищат электронные сигналы. Похоже, что Сьюзан заснула. Он смотрит на часы. Скоро его попросят уйти. Он встаёт с маленького креслица и потягивается. Длительное сидение утомило его. Он кладёт книжку на тумбу, оклеенную плёнкой под дерево, и собирается уходить. — Оливер, — Сьюзан протягивает к нему руку.
Он берёт её руку, точнее то, что осталось от руки, кожу да кости. Она улыбается ему сухими растрескавшимися губами. Голос её слаб.
— Все эти годы я была так глупа, что теперь мне стыдно. Я имела полное право здесь находиться. Как и все остальные. — Больше, чем остальные. — Он наклоняется и целует её в лоб. — Держись. Увидимся завтра.
В кресле Джуита сидит Долан. Джуит видит его с порога и не верит своим глазам. Его широкополая шляпа сдвинута на затылок. Он наклоняет свою плешивую голову и смотрит, что лежит на чайном столике. У его локтя стоит бокал с виски. Изо рта торчит сигарета. Он смотрит на Джуита сквозь дым, откидывается в кресле и улыбается. Как он похож на Билла! Как он похож на Лэрри! Правда, обрюзгших и опустившихся. Пепел с его сигареты падает на его бархатную фиолетовую ковбойскую рубашку.