Он засовывает конверт в расстёгнутый нагрудный карман на жакете Билла.
— Это твоё. У меня нет на это никаких прав. Мне не нужно то, на что я не имею прав.
Билл смотрит на белый уголок конверта, который виднеется из кармана. Затем на Джуита. На глазах у него слёзы. Он открывает рот, желая что-то сказать. Он поднимает руку, но она падает, и он резко поворачивается и выходит на крыльцо. Его армейские ботинки гулко ступают по деревянным ступенькам. Сойдя с крыльца, он останавливается и поворачивается спиною к дождю. Джуит уже не видит его.
— Прости, — говорит Билл, и его шаги удаляются вниз, шлёпая по мокрым ступенькам по ступенькам, в сторону улицы, откуда сквозь тёмные ветви гималайских кедров едва пробивается мерцание фонарей.
Акмазян недоволен церковью Св. Варнавы. Он повесил пальто с каракулевым воротником на спинку самой дальней скамьи и там же оставил фетровую шляпу. Он расхаживает по церкви и недовольно смотрит на всё, что его окружает. В торжественном чёрном бархатном костюме он протискивается между скамей и собирает зелёные и жёлтые пластмассовые вёдра, расставленные настоятелем в прошлый раз. С тех пор, как Джуит виделся с настоятелем, дождей не было. Но, видимо, не было и служб. Каждое ведро Акмазян выносит в проход, а затем, когда все они собраны, ставит вёдра одно в другое. Воды в каждом из вёдер на донышке. Два ведра, в которых воды набралось больше, чем в остальных, Акмазян относит в вестибюль. Джуит открывает ему дверь, и Акмазян выплёскивает воду в канаву. Оба смотрят на небо. Там низким потолком нависают тёмные тучи. Акмазян сдвигает на пару дюймов вверх обшлаг рукава, чтобы посмотреть за часы-дублон. Он оборачивается к Джуиту с пустыми вёдрами в руках.
— Видные деятели искусств с мировым именем стоят обеими ногами в вёдрах с водой — забавно, правда?
Он заходит обратно. Джуит отпускает дверь и она закрывается с гулким звуком, который отдаётся эхом под сводчатым потолком. С тем же звуком захлопываются и двери вестибюля. Вместе с вёдрами, составленными одно в другое, Акмазян идёт к алтарю, открывает алтарные ворота и идёт к двери, откуда во время службы должен выйти священник. Интересно, переоденет ли священник свои грубые замшевые ботинки, когда выйдет на службу в сутане, думает Джуит. Наденет ли он сутану вообще? Акмазян открывает дверь.
— Пожалуй, я оставлю их здесь. А если они вдруг срочно понадобятся, что ж, побегаем снова, порасставляем. Устроим себе развлечение.
Вёдра со стуком опускаются на пол. Акмазян появляется снова и закрывает за собой дверь.