Джуит качает головой.
— Она виделась с ним всего несколько недель назад. По поводу медицинской страховки. И ни слова не сказала о завещании.
— Просто невероятно, — говорит Акмазян.
— Да не совсем. Она была нездорова. Она спешила закончить работу. О деньгах она никогда не думала. Как, впрочем, и ни один из нас — ни я, ни отец, ни мать и, конечно же, ни Сьюзан. Она была художником. Она просто забыла. Она не хотела, чтобы так получилось. Вы сами об этом сказали.
— Это правда.
Акмазян тормозит на светофоре на Главной улице. Вдоль неё поникшими мокрыми петлями висят новогодние гирлянды и искусственный дождь. Витрины магазинов украшены изображениями рождественских ёлок, Санта-Клаусов и снеговиков. Из колоколообразных громкоговорителей, что висят на фонарных столбах, звучат рождественские песни.
— Последний раз она говорила мне это в больнице. Мы возмущались тем, что вы потеряли роль в «Тимберлендз». Какая несправедливость.
Он хлопнул Джуита по коленке. Загорелся зелёный свет, и он отжимает короткий тормоз. Позади них нетерпеливо сигналит клаксон. Маленькая машина дёргается вперёд.
— Она говорила мне, что как только она умрёт, вы станете очень богатым человеком. Теперь она умерла. Она говорила это за неделю до смерти.
— Последнее время у неё не было ясности в голове, — говорит Джуит.
— В тот день её мысли были яснее ясного, — раздражённо говорит Акмазян. — Ну, надо же! Всё достаётся собакам! На вашем месте, я бы подал в суд. Как единственный родственник, вы имеете на это полное право. Я буду свидетелем. Суд непременно рассмотрит дело в вашу пользу. Отдать полмиллиона долларов своре побитых блохами пуделей, которые даром никому не нужны! Это уж слишком.
— Мне хватит часов, — говорит Джуит.
Ривс был прав. Хрупкие и покрытые толстым слоем пыли картонные коробки, забитые бумагами, которые либо просто лежали в них, либо были в папках или конвертах, стояли в дальнем углу полок шкафов в комнатах, на заднем крыльце, на верстаке и под верстаком в гараже. Большая часть бумаг не представляла никакой ценности — то были чеки, погашенные несколько десятилетий назад, банковские записи, квитанции, налоговые книжки, счета с пометками об оплате, сделанными рукой давно почивших людей. На всё это он едва взглянул. Коробку за коробкой, он вынес всё это на переднее крыльцо. В день, когда приедет мусоровоз, он снесёт все коробки вниз по лестнице на обочину, а потом их увезут и сожгут. Туда же отправились свёртки старых писем. Большинство прислано из Денвера сестрой его матери, некоторые — бабушкой по линии отца из Чула Виста в начале двадцатых годов. Джуит её никогда не видел. Нет-нет да и выпадет из конверта какой-нибудь снимок. На жёлтых фотографиях какие-то мужчины, женщины, дети, которых он вряд ли видел вживую.