Джуит сказал:
— Я пришёл потому, что сожалею. Я должен был попытаться наладить с ним отношения. Но разве ты не понимаешь — его злило совсем не то, что я сделал, его злило то, какой я но своей сути. Я никак не мог ни повлиять на это, ни изменить того, что его во мне злило. Какой тогда смысл пытаться что-то налаживать?
Сьюзан посмотрела на него с жалостью и презрением, повернулась к матери и стала спускаться вниз, вслед за священником и мальчиком-прислужником, по косой тропинке, туда, где стояли чёрные автомобили. Джуит на мгновение задержался. Он наблюдал, как они удаляются — Сьюзан хромала как обычно, а его мать всё время пошатывалась от того, что каблуки её новых кожаных сапог то и дело проваливались в мокрую землю. Он снова подошёл к краю могилы и посмотрел вниз. На крышке гроба лежали рассыпавшиеся комья земли, которую бросили близкие.
— Я всегда хотел, чтобы ты был доволен мной, — сказал он. — Когда ты был доволен мной, я гордился этим, как ничем иным. Тогда и я был доволен. Тогда и только тогда. Ты не хочешь об этом вспоминать? А я хотел бы, чтобы ты об этом помнил.
Он плакал. Навстречу ему шли рабочие из кладбищенского сарая. В мрачных резиновых сапогах, с лопатами в руках, они шли сюда, чтобы закопать могилу. Должно быть, они привыкли к людям, плачущим над гробами. Какая разница, что они думают. Тем не менее, он поднял лицо к дождю, чтобы они не заметили его слёз.
— Я знаю, сколько прошло времени, — сказал он Сьюзан, стоя в неубранной кухне на втором этаже старого просевшего дома на пляже. — Почему-то у меня создалось впечатление, что я как бы не при чём.
— У тебя нет денег? Что ты хочешь этим сказать? — Она посмотрела на солнце, которое уже вступило в зенит. Она прищурилась от его яркого света. — Я правда могу войти?
— Что? — испуганный и ошеломлённый, он поспешил откинуть дверной крючок.
Он приподнял чёрную сетку.
— Входи, входи. — Он широко открыл дверь. — Извини за беспорядок. Мы редко здесь убираем.
Она оглядела его сверху донизу. Его майка была недостаточно длинной. Из-за этого взгляда он почувствовал себя голым. Ему стало стыдно за свои длинные и стройные ноги. Она сказала: — Вы тут и одеваетесь редко.
Она прошагала внутрь, и он задёрнул за нею сетку. — А кто это «мы»? Надеюсь, не толстяк Фогель, который привёз тебя на похороны на этой претенциозной машине. Тогда он так быстро ретировался.
— Он не любит похорон, — сказал Джуит.
— Они тебя не любит, — сказала Сьюзан.
— Уже не любит. Вчера, когда я звонила ему, чтобы узнать о тебе, он был очень краток. Он сказал, что не знает, где ты, и что ему нет до этого дела. Он был твоим агентом?