Пердидос помешался на войне. Случались затемнения. По ночам толстые бизнесмены в касках обходили своих соседей и распекали домохозяев, которые забыли зашторить окна. Японцы могли оказаться здесь в любую минуту. Звучали сирены, и дети в школьных коридорах репетировали, как надо себя вести во время бомбардировки. Прошли слухи, что зенитная батарея на крыше одного из домов в Лос-Анджелесе засекла японский самолёт, попавший в луч прожектора, открыла огонь, но мишень улизнула. Кто-то говорил, что в канале Каталины видели японскую подводную лодку. Все вывешивали флаги. Однажды ночью всех жизнерадостных смуглолицых японцев, которые торговали на ярмарке фруктами и овощами, депортировали из города в гетто, ограждённое колючей проволокой. Туда же отправили пятерых его тихонь-одноклассников с японскими именами. Трижды за ночь на экране «Фиесты» Кейт Смит исполняла «Боже, храни Америку».
По Деодар-стрит эхом разносились окрики домохозяек и стук молотков, которыми дети отбивали на тротуарах консервные банки. Танкам и кораблям была нужна сталь. Огороды, которые горожане разводили во внутренних двориках, смывало зимними дождями. Все готовились к тому, что вскоре не будет хватать ни еды, ни одежды, ни бензина, ни покрышек. Отец Джуита был избран в комиссию по нормированию продовольствия. Ребята, одетые в новую униформу, которая им была велика, ребята, с которыми Джуит был едва ли знаком, здоровались с ним на улице, улыбались и прощались. Приземистый краснолицый офицер, который проводил «уроки выживания» в старших классах, сел однажды утром за одну парту с Джуитом и устроил ему головомойку. Никто не знал, почему. Музыкальный ящик в закусочной напротив школы играл «Белые скалы Дувра» и «Лицо Фюрера». Джимми Стюарт вступил в авиационные войска. И Кларк Гейбл. Отец Джуита повесил в столовой карту Тихого океана и всякий раз, когда во время ужина передавали последние известия, вскакивал из-за стола, чтобы найти на ней острова, о которых раньше никто не слышал.
В феврале Джуиту пришла повестка. Было дождливо и холодно. На минуту Джуиту показалось, что его мать была готова заплакать, но она не заплакала. Это ведь непатриотично. Сьюзан сказала: «Тебе снова придётся переодеваться — ну что ж, тебе всегда это нравилось». На рассвете отец отвёз его в Кордову, где Джуит, понурый и жалкий, остался ждать автобуса в тёмном закоулке. Когда большой красный автобус затормозил у остановки, он поднялся по скользким железным ступеням, опустил десять центов в стеклянный ящик, и втиснулся в толпу промокших пассажиров, которые держались за поручни кресел и ремни, свисающие с потолка. Вздрагивая вместе со всеми, когда тяжело нагруженный автобус трясся на неровных участках дороги, Джуит вновь и вновь уверял себя в том, что не сможет этого сделать. Если бы повестка пришла сперва Джою, и если бы Джой сделал это первым, Джуит бы чувствовал себя увереннее.